Он пиляет горло, как по металлу, я слышу – как по металлу идет нож ихний. Вот он резал, резал горло – все это было порезано у меня... – но горло не перерезано было, потому что эта сила не допустила этого. А потом ударил меня ножом два раза сюда, в грудь, но в сердце не попал. Пошла кровь опять, боли... И если бы не было помощи Божией, то так бы я это все помнил! Для меня было бы достаточно первых ударов. И когда они закончили с ножом, я лежал, голова была приплюснута к полу, – и они как ударили меня сюда, в правую сторону, каким-то грузом, что при этом ударе моя голова как бы угрузла в пол. И в этот момент с меня вышел дух.

Душа моя сразу попала во тьму. И такая тьма непроницаемая, что такой тьмы на земле нету. И мне казалось, что я лечу не часы и не дни, а годы. Такой трепет души, и не знаю, где остановлюсь. Сколько я летел? Мне казалось, годы. Вдруг я пролетаю эту тьму, открылся свет. Но свет такой, что с нашим светом не сравнить ни в какое время дня. Свет как бы... мрачный. Но можно, можно различить какие-то предметы, но чтобы точно увидеть – нет, через это, такое мрачное, нельзя.

Пока моя душа летела по тьме, то визг создавался неземной – с такой быстротой она летела. А когда уже пролетела эту тьму, то уже не с такой быстротой, а как бы какой-то невидимой силой поддерживалась, плавала, как орел, – вот мы видим, орел плавает и машет крыльями, летает, – и меня какая-то сила держала, что я облетал эту бездну. И бездна такая – страшная, душа трепещет так, что объяснить не можно! Как бы ожидается конец, а конца все нету. И мне, на мой грешный ум, показалось, что туда может поместиться вся вселенная и не наполнит эту бездну. Это страшно... Как назвать это? Страшная такая бездна для грешников...

И вот, уже шли, как мне казалось, годы, и возврата оттуда, я думал, нет. Никаких мыслей не было, одно только – где остановится моя душа? Вдруг показалась такая искорка, как от огня, маленькая-маленькая, и летит, как бы навстречу моей душе, или духу, или как сказать... И только она коснулась, эта искорка, моей – души  мигом у меня появилась обратно эта молитовка: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Три раза я проговорил полностью, а остальные, сколько мне там пришлось быть, я только одно кричал: «Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» И так кричал! Как бы... ребенок взывает к родителям о помощи, так я взывал, значит, о помощи: «Сыне Божий, помилуй мя!»

И при этих словах я стал, как бы подниматься вверх. Для меня не было там известно, где верх, где низ, где широта, где высота, – но почувствовал дух, что я начал подниматься вверх. И когда я с этой молитвой уже достиг обратно своего тела, то с этими словами: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий...» – как будто бы капельки вливались в мое тело.

Но тело было, как льдина, настоящая льдина, никаких движений не было. Но понемножечку стал оживать, почувствовал, что дух уже внутри моего тела этого, хоть оно такое было холодное, и ничем я не мог двинуться, оттого что оно уже в течение шести часов захололо, – такой мороз был, двери открыты, я на пороге лежал.

Я услышал, что эти двое еще «работали». «Работали» тихо, никаких слов. Рылись в моих чемоданах – я тогда только вернулся с этими чемоданами, служил в Киевской епархии – шукали золото. Это и заставило их, меня истребить, чтобы концы спрятать, ведь я знаю их.

Кричать я не мог из-за того, что они мне так сдавили горло. Боли такие, оттого что скрутили руки, – кровь не проходила по жилам через такую крепкую связку этих поясов.

И вот когда они вышли, какая-то невидимая сила в первую очередь мне освободила ноги. Слышу – и руки освободились, и на голове то, что они стягивали, тоже. Какая сила это? – Это Божия сила. Как, читаем, апостола Петра Ангел вывел – так и до сегодняшнего времени Господь бдит над каждым человеком. И вот я, какой ни есть, грешен, но получил неизреченную, необъяснимую милость. – Кто мог мне это сделать, кто мог это развязать? Они так стянули, что и хотел бы, не развязал.  (Далее…)