К
Болоховскому.
Солнце, похоже, еще только начало
приподниматься из-за кромки ближнего леса – сизо-молочный туман покрыл все
окрест. Пришлось сбавить скорость, и машина двигалась почти «шагом», стараясь не
потерять кромку асфальта. Нежданно, сгустившись мраком, выступила закраина
березовой полевой лесопосадки, - пора сворачивать в поле. И стала вся земля
бурой, не видать петляющей проселочной колеи – тропинки, что должна была
привести к храму. Неспешно поднимающееся солнце оказалось сзади. Впереди,
невдалеке, что-то как бы воссияло. Еще несколько метров – и над нами впереди
призрачно возникла радуга. В ватной тишине нарождающегося утра она казалась
райскими вратами. Перевели дыхание и сторожко
двинулись дальше, уже бездорожно, прямо под все ярче разгорающуюся радугу, и,
наконец, оказались внутри ее. Это непередаваемо…. Еще чуть вперед – и впереди
сначала призраком, затем отчетливей и красочней, прямо под сияющей над ним и
нами радугой – храм. Добрались-таки с Божией помощью. А вот у алтарной стены и
она – могилка дивного священника, о котором столько слышали в народе.
Туман стал полегоньку рассеиваться,
капли тяжелой росы с мягким шорохом падали на землю. Кукарекнул петух, глухо
залаяла собака – деревня под боком, серыми от росы домами выступила в разрыве
тумана, как в окладе. И снова тишина. Утро народилось, вступая в свои права от
Подателя жизни.
А.П. 2005
Е. Поселянин.
«ОДИН
ИЗ РУССКИХ СВЯЩЕННИКОВ»
… Мне пришлось минувшим летом идти,
направляясь из Хотьковского монастыря, где почивают
чтимые народом Кирилл и Мария, родители преподобного Сергия, в его Троицкий
монастырь, с несколькими богомолками Пензенской губернии и слушать их рассказ о
необыкновенном священнике Пензенской епархии. Рассказ этот мне было в высшей
степени радостно выслушать, как потому, что он говорил о не переведшихся ещё у
нас в родной земле богатырях духа, так и потому, что он подтверждал лишний раз
глубоко религиозное настроение народа, его жажду найти на земле живого
праведника и этому праведнику всем сердцем поклониться.
Богомолки эти шли издалека. Дело
было в половине июля, а вышли они от себя сейчас же после Пасхи. Они были из
тех заветных мест, где сошлись губернии Пензенская, Тамбовская и Нижегородская,
где образовалось несколько великих подвижнических обителей, над всеми которыми,
как светлые столпы от земли, к небесам вознеслись Саров
с цельбоносными мощами и чудотворным источником
дивного старца Серафима; Дивеев, четвёртый жребий
Богоматери на Земле; место духовного пребывания старца
Серафима, где в самом воздухе чувствуется вам как бы разлитая его благодать; Полетаевка с её недавно прославленной чудесами иконою
Знамения Богоматери, которую вы не забудете до конца жизни, если хоть раз
стояли перед нею, поражаясь торжествующей, смиренной и царственной зараз
красотой чудотворного лика.
Все трое были девушками, одна из них
убогая, на костылях. Приходилось удивляться силе её духа: она бодро совершала
такой далёкий и трудный путь, от которого впору бы приуныть и здоровому,
сильному человеку.
Я их стал спрашивать, в каких местах
они теперь были. Они стали, было мне перечислять, как одна из них сказала
другой:
– Да ты, Дуня, покажи-как лучше барину батюшкину записку… Он нам,
родной, всё прописал.
– Какой заботливый у вас священника,
– сказал я.
– Нерасстанный
наш батюшка, – с убеждением сказала Дуня. – Все монастыри списал, по которым
нам иттить.
Дуня, порывшись в своей котомке, для
чего мы на минуту приостановились, достала длинненький лоскуток бумажки, на
котором спешным, но чётким почерком человека, очевидно, привыкшего много
читать, было столбиком написано: «Керенск – Выша – Санаксар – Саров – Муром – Владимир – Москва – Преподобный Сергий –
Скит Гефсиманский – Новый Иерусалим – Кашин, княгиня Анна – Петербург, могила
о. Иоанна в монастыре на реке Карповке. На Смоленском
кладбище похоронены блаженная Ксения и Анна».
Одна из девушек, уже не первой
молодости, шла в Лавру по обету. Была она больна до беспомощности и взмолилась
преподобному Сергию: «Туда ли, сюда ли ты меня прибери: двери отворить не
могу…» – и выздоровела.
– И всю ту болезнь наш отец Николай,
– говорила она, – ведь мне предсказал.
– Да что же, он у вас прозорливый? –
спросил я, всё более заинтересовываясь этим
необыкновенным священником.
– А как же не прозорливый! Я тебе о
нём порасскажу, так сам и посуди… Недаром к нему со
всех сторон многие тыщи народа валят.
Я насторожил слух. Очевидно, речь
шла о пастыре великого духа и могучей веры, о котором прослышал народ, силу
молитв и советы которого признал на деле.
А богомолки, взволнованные
воспоминанием о «нерасстанном батюшке», в коротких
фразах выражали любовь к нему.
– Милый, – говорила нежно Дуня, –
народ-то к нему, как пчёлы…
– С Кавказу ездют,
– подхватила другая, – а не то што…
Я, конечно, не теряя времени,
спросил о месте нахождения этого замечательного человека.
Отец Николай, Пензенской губернии,
Наровчатского уезда, Зубовой волости, села Стяжкино.
Едут туда из Москвы на станцию Торбею, оттуда 45 вёрст до Спасска,
а от Спасска 12 вёрст. Я стал слушать разные случаи
из жизни отца Николая.
Родные одного богатого мужика часто
хаживали к отцу Николаю и много рассказывали о нём. Тот почему-то раздражался
их отлучками к Стяжкинскому батюшке и грозился:
– Вот сам там побываю, разузнаю всё,
выведу вашего хвалёного попа на чистую воду и пущать
к нему не стану…
Вот пошёл богатей в Стяжкино. Оделся, как мог беднее, добрался до отца Николая,
прикинулся совсем разорённым, просил на бедность.
Не обличил его отец Николай, любовно
передал ему золотой пятирублёвик и только тихо
промолвил: «Придёшь домой, найдёшь две шкуры, ты их продашь и купишь себе
корову».
Вышел богатей от отца Николая
гордый, думает: «Обнаружил я праведника».
И тут же в Стяжкине
стал перед народом похваляться: «Ваш-то хвалёный
чудотворец, прозорливец-то ваш маху дал…. У меня имение – во какое! Все мне
кланяются, а он мне на бедность подаёт…»
Гордый, пошёл домой: «обнаружил лицемера».
Вот приходит он домой. Там новость: пала внезапно в его отсутствие лучшая его
лошадь и лучшая корова, только и осталось от них шкуры содрать.
Тут понял богатей, кто такой отец
Николай и почему народ к нему ходит.
Один мужик четыре года не жил с
женой. Родные уговаривали его пойти к отцу Николаю. Отец Николай помолился,
посоветовал сойтись – и супруги сладились, благополучно живут вместе.
И вообще, если в окрестности молодые
нехорошо живут, сходят к батюшке – водворится мир…
Которые кружатся, вино пьют – и те к
нему.
– Не могу с собой справиться, – и
отец Николай молится над этими несчастными, и гибельная страсть их оставляет.
Денег никогда не берёт. А в начале
своего священства своё-то всё тащил в церковь.
В прошлом году из города Лобова шли
пятеро старушек: пробирались в Саров и в Стяжкино к отцу Николаю за благословением завернули. Он
благословил четверым идти в Саров, а пятой не
благословил: почему же, не сказал. Очень той не хотелось от товарок отставать,
ну и пошла с ними дальше.
Шли они благополучно до г. Темникова. Дальше
встретилась им деревня, где татары живут. Идут они кучкой по этой деревне.
Пятая старуха, которой отец Николай не велел в Саров
ходить, идёт посередине. Вдруг выскочила откуда-то собака, бросилась на неё и
укусила. Она в сердцах стала собаку отгонять, схватила небольшой камушек,
швырнула камушком в собаку, в собаку-то не попало, а угодило в маленького татарчонка,
который копошился у ворот, и на грех его убило. Тут выскочили двое взрослых
татар, схватили старуху под руки, утащили её, а товарки её с испугу бежать; так
и не узнали, что с ней сталось.
Вероятно, не давая благословения
идти в такой добрый и полезный путь, каким он является богомольным, отец
Николай духом чувствует, что в дороге с человеком произойдёт беда: потому и не
допускает.
Недавно, например, он точно так же
не благословил идти в Саров одной молодой
учительнице, которая по дороге зашла к нему и подчинилась его совету:
рассталась с шедшими туда своими подругами.
Говорит, что в Стяжкине
возникнет монастырь.
Уже теперь в день приобщаются многие
сотни народа и выстроена странноприимная. Сам отец Николай по приходу уже не
ходит и приходских треб почти не исполняет.
Для совершения великих треб живёт в Стяжкине иеромонах Антоний из Сканской
пустыни, находящейся в шести верстах от г. Наровчата. Отец Антоний – человек ласковый и заботливый и
любим населением. К дому отца Николая пристроена церковь, в которой он и служит
ежедневно, принимая здесь народ.
В обращении с народом отец Николай
прост и любовен. Видно, что его поддерживает, когда
он встречается с проявлением закоренелого греха, вера неистощимая, милосердие Божие, всепобеждающая сила благодати…
Когда плачет пред ним человек,
измучившийся от своих грехов и отчаявшийся в том, что он станет лучше, отец
Николай, ласково ударяя его по плечу, произносит с бодростью и убеждением:
«Молись, молись!.. Какие люди бывали грешники! И всё Господь прощал – и
становились святыми…» И в наболевшую душу от этих слов глубокой, ни пред какою видимостью не сдающейся веры отрада и надежда льются в
наболевшую душу.
Живут на иждивении отца Николая
мальчики-сироты: они поют на клиросе и исполняют его поручения.
Всё удаётся, что благословит отец
Николай: благословит на богомолье идти – без грошика пройдёшь из конца в конец
России, и сыт будешь, и никакого зла не случится. Кому
случится без лошади или коровы остаться – сейчас отец Николай даст…. Жалуется
баба, что не дотянула с хлебом до нового урожая, – отец Николай крикнет своим
сиротам: «Ребята, дайте ей хлеба…»
Идёт баба в долгий путь – сейчас
напишет он старосте церковному записку, чтобы выдали ей – когда рубль, когда два, когда три…
Вот одна из сцен, постоянно происходящих
в Стяжкино. Сидит у дома отца Николая женщина, кается
народу:
– Было у меня два мужа и два дома.
Мужей схоронила я, два дома пропила, теперь третий пропиваю. Сама знаю, что
плохо живу: неловко, нехорошо, детей обидела. Расслабла в жизни, ничего с собой
сделать не могу…
– Что ж отец Николай? – спрашивают в
народе.
– Спокаялась
я ему, просила из когтей нечистого вызволить окаянную мою душу…. Выслушал он
меня, дал мне водицы попить и за обедней всё по голове сосудом ко мне
прикасался.
Шепчет народ: «Утвердит ли её Бог?»
Очевидно, как человек, глубоко
верящий в силу Евхаристии, отец Николай за Великим входом прикасается к голове
молельщика потиром – священной чашей, в которой для нашего спасения вино
претворяется в пречистую животворящую кровь Христову…
Я спрашивал, какого происхождения
отец Николай. Богомолки мне сказали, что его отец, кажется, был раньше
управляющим и заведовал богатым винокуренным заводом, или сам имел такой завод.
Теперь же он очень старенький, живёт у сына и ходит в подряснике…
Сам отец Николай, как было сказано
раньше, второй или третий год не выходит уже из своего дома с пристроенной к
нему церковью
Взволнованный, слушал я эти рассказы
бесхитростных женщин об этом чудном священнике.
Иди же, благой пастырь, святой
дорогой своей! Широк твой путь во главе одухотворённой тобою паствы к
ожидающему тебя и народ свой, пославшему тебя на великое делание и умудряющего
тебя Христу…
1909 г.