И тогда, перешагнув через свою гордыню, поэт встал на путь духовного обновления. Непосредственное общение с игуменом и братией Святогорского монастыря, окрестным духовенством, чтение Евангелия, житий святых, изучение древних православных рукописей преобразовало Пушкина. Он преодолел свои идейные заблуждения. «Из вольтерианца, – пишет отец Алексей Мороз, – дерзкого вольнодумца он превращается в чисто русского, религиозного, самобытного поэта». Вот как исповедально говорил об этом сам Пушкин: «Время изменило лихорадочный бред молодости». С того времени Александр Сергеевич в своих речах и статьях стал открыто исповедовать православную веру.

Естественно, что масоны этого простить не могли. Однако их правило гласит: «Если писатель напишет в своей книге мысли и рассуждения совершенно правильные, но не подходящие к нашему учению... то следует или подкупить этого автора, или обесславить». Поскольку поэт ясно заявлял о своей неподкупности: «И неподкупный голос мой был эхом русского народа», – оставалось второе...

Началась гнусная кампания по оклеветанию русского поэта с целью подорвать его авторитет, уничтожить его морально, а если удастся, то и физически. Масоны князь П. В. Долгоруков и И. С. Гагарин составили письмо с характерной масонской терминологией, в котором сообщалось, что Пушкин принимается в союз мужей (орден рогоносцев), которым изменяют жены. Письмо это было отправлено поэту и в многочисленных списках ходило по рукам высшего света, друзей и знакомых Пушкина. Вслед за этим стали распространяться грязные слухи об измене жены Пушкина Натальи с Дантесом. Масоны не случайно выбрали именно его для того, чтобы обесславить имя великого поэта. Как известно, Дантес был гомосексуалистом и развратничал с французским послом бароном Геккерном, который, скрывая это беззаконие, усыновил Дантеса, хотя родной отец того был жив и здоров. И вот этого-то грязного человека использовали, чтобы замарать семью Пушкина, а в лице поэта заставить умолкнуть защитника самобытной русской культуры.

Пушкин понимал, что талант, данный ему Богом, велик, и осознавал свою ответственность за всю Россию. Как отмечает отец Алексей Мороз: «Мог ли он не послать вызова на дуэль? Да, если бы выбрал путь святости и аскетизма... Но Пушкин не был святым, он шел к Богу, но еще не достиг вершины православия. Путь его общественного служения был иным. И не послать вызова значило бы зачеркнуть в глазах его современников то доброе и духовное, что было сказано им и написано. Причем Пушкин дрался на дуэли не только за свою честь и честь жены, он дрался за ту Святую Русь, которую хотели растоптать жалкие иностранцы, переделав русских людей по масонскому образцу». Архимандрит Софоний писал, что афонские старцы, современники Пушкина, при его жизни воздерживались от оценки духовного уровня поэта. «Посмотрим, как умирать будет», – говорили они, полагая, что духовность особенно проявляется в последние часы и минуты жизни.

Великий русский поэт умирал истинным христианином. Перед кончиной он исповедался и причастился, попросил прощения у императора Николая I и родных, простил своего убийцу, исполнив заповедь Господню о любви к врагам. «Требую, чтобы не мстили за мою смерть, прощаю ему и хочу умереть христианином», – сказал он об убийце Дантесе. По свидетельству очевидцев, священник, отец Петр, который исповедовал, вышел от поэта глубоко растроганным и потрясенным и со слезами рассказывал Вяземскому о благочестии, с коим Пушкин исполнил долг христианина. «Я стар, – говорил он, – мне уже недолго жить, на что мне обманывать? Можете мне не верить, но я скажу, что для себя желаю такого конца, который он имел».

Картина: П. П. Соколов-Скаля. «Смерть Пушкина».

Подготовил В. НИКОЛАЕВ.