Ценнее золота, дороже самоцветов
Во второе воскресенье
после Пасхи Русская Православная Церковь чтит память святых жен-мироносиц – равноапостольной
Марии Магдалины, Марии – матери Иакова и Иосии, Марии
и Марфы, сестер Лазаря, Саломии, Иоанны, Марии Клеоповой, Сусанны и других.
По традиции в это
воскресенье отмечается православный женский день, с которым мы от всей души
поздравляем всех читательниц нашей газеты. Желаем вам, дорогие женщины, мира,
добра, любви и благоденствия! Многая вам и благая лета!
Рассказ о Груне
Богоданной, подготовленный по мотивам произведений П.И. Мельникова-Печерского,
мы публикуем в канун праздника.
Испокон века народ говорит: «Жена
добрая, домовитая во сто крат ценнее золота, не в
пример дороже камня самоцветного». Правдиво – то русское известное слово:
правду его Иван Григорьевич на себе познал. Супруга его Груня всего двадцати
двух лет, но такое сокровище, что дай Бог всякому доброму человеку
Отец Груни достаток имел хороший и
жил душа в душу с женой, утешаясь, не нарадуясь на
подраставшую дочку. Поехали отец с матерью в Нижний на
ярмарку – там у них в Щепяном ряду на песках лавка была. Взяли они с
собой и маленькую дочку. Год был тяжелый: холера в ярмарке губила народ. У Груниного отца в день двое молодцов заболели, свезли их в
больницу, там они и померли. Прошел день, другой. Разом у Груни отец с матерью
заболели, и их свезли также в больницу. Дочка же, не пивши,
не евши, целый день бродила по незнакомому городу, отыскивая больницу. Наконец,
выбившись из сил, заночевала в кустах волжского откоса. Поутру, чуть еще
брезжило, голодная девочка уже стояла у ворот Мартыновской
больницы. Ее гнали прочь от больничных ворот и сказали, что ни тятьки, ни мамки у нее больше нет, что до свету обоих на
кладбище снесли. Но Груня прочь от больницы не шла. Тогда взглянул Господь на
сироту милосердным оком и послал к ней доброго человека.
Проведал один ярмарочный торговец
из-за Волги, что в Щепяном ряду выморочная (пустая) лавка явилась и в ней
один-одинешенек малый ребенок остался. Бросил свое дело добрый человек и
пустился на розыски. Отыскал он Груню у ворот больницы и взял сиротинку в дом
свой. Вспоил, вскормил ее и воспитал наравне с родными дочерями, ни на волос их
от богоданной дочки, не отличая. Этого доброго человека звали Потап Максимович
Чапурин.
Только что Груня заневестилась, стал
Потап Максимович присматривать хорошего, степенного человека, на руки которого,
без страха за судьбу, без опасения за долю счастливую, можно было бы отдать
богоданную дочку. На ту пору овдовел Иван Григорьевич. Покинула его жена,
оставив троих деток мал мала меньше. Бедовое время
настало: известно, вдовец деткам не отец, сам круглый сирота. Беда, горе
великое малым детям остаться без матери, пуще беды, чем пчелкам без матки.
Понимал это горемычный Иван Григорьевич, и тоской разрывалось сердце его, глядя
на сироток. Заехал раз Иван Григорьевич к Потапу Максимовичу размыкать тоску
свою в советной беседе с другом изведанным. Пора была
вечерняя. В передней горнице вся семья Потапа Максимовича за чаем сидела.
– Вот и живу я, кумушка, ровно
покойник, – говорил Иван Григорьевич Аксинье Захаровне. – Один как перст. Слова
не с кем перемолвить, умрешь – поплакать некому, помянуть некому.
И, склонив голову на руку, тяжким
вздохом вздохнул Иван Григорьевич. Слезы в глазах его засверкали. Пристально
глядела на плачущего вдовца Груня. Жаль ей стало сироток. Вспомнила, как сама
голодная бродила она по чужому городу. Долго толковали про бедовую участь Ивана
Григорьевича. Он уехал. Аксинья Захаровна по хозяйству вышла за чем-то. Груня
стояла у окна и задумчиво обрывала поблекшие листья розанели.
На глазах у нее были слезы. Потап Максимович заметил их, подошел к Груне и
спросил ласково:
– Что ты, дочка моя милая? Взглянула
дочка на названого отца, и слезы хлынули из очей ее.
– Что ты, что с тобой, Грунюшка?
– Сироток жалко мне, тятя, – трепетным голосом ответила девушка, припав к плечу
названного родителя. – Сама сирота, разумею... Пошлет ли Господь им родную
мать, как мне послал?
– Полно, полно, приветная,
полно! — говорил растроганный Потап Максимович, лаская девушку. – Чего ж нам
еще от тебя?.. Любовью своею сторицей нам платишь... Ты нам... счастье в дом
принесла... Не мы тебе – ты добро нам сделала.
– Тятя,
тятя, не говори... Не воздать мне за ваши милости... А если уж вам не воздать,
Богу-то как воздать? – Припала Груня к груди Потапа Максимовича и зарыдала.
– Слушай, тятя,
что я скажу, – быстро подняв голову, молвила Груня с твердостью. – Как ты меня
призрел, так и мне сирот призирать. Жаль мне сироток Ивана Григорьевича. Я бы,
кажись, была бы им матерью, какую он ищет.
– Как же так? – едва веря ушам
своим, спросил Потап Максимович. – Нетто пойдешь за старика?
– Пойду, тятя,
– твердо сказала Груня, – он добрый... Да мне не он... Мне бы только сироток
призреть.
– Да ведь он старый, тебе неровня, –
молвил Чапурин.
– Стар ли он, молод ли – по мне все
равно, – отвечала Груня.
– Не за него, ради бедных сирот...
– Ах, ты, Грунюшка,
моя Грунюшка! – сказал глубоко растроганный Потап
Максимович, обнимая девушку и нежно целуя ее.
– Ангельская твоя душенька. Отец
твой с матерью тебе взыграли на небесах... И если согрешили чем пред Господом,
искупила ты грехи родительские. Чистая, святая твоя душенька!
Богоданная дочка и названный отец
крепко обнялись. А на другой день, прямо поутру, Потап Максимович собрался
наскоро и поехал в Вихорево.
– Невеста на примете, – говорил он,
входя в дом Ивана Григорьевича.
– Какая тут невеста! – с досадой
отозвался Иван Григорьевич.
– Где ты ее за ночь-то выкопал?
– Да хоть наша Груня, – молвил Потап
Максимович.
И рассказал он Ивану Григорьевичу
разговор свой с Груней. Во время рассказа Иван Григорьевич больше и больше склонял
голову, и, когда Потап Максимович закончил, он встал и, смотря плачущими
глазами на иконы, перекрестился и сделал земной поклон.
– Голубушка! – сказал он. Святая
душа!.. Ангел Господень!..
На другой день были смотрины, но не
такие, как бывают обыкновенно. Никто из посторонних тут не был, и свахи не
было, а жених, увидав невесту, поступил не по-старому, не по-дедовскому
обряду. Как увидел он Груню, в землю ей поклонился и, дав волю слезам, говорил,
рыдая:
– Матушка!.. Святая душа! Аграфена
Петровна!.. Будь матерью моим сиротам!..
– Буду, — тихо с улыбкой промолвила
Груня.
Через две недели обвенчали Груню с
Иваном Григорьевичем.
Растит Груня чужих детей, растит и
своих: два уже у ней
ребеночка. И никакой меж детьми розни не делает, пасынка с падчерицей любит не
меньше родных детей. А хозяйка, какая вышла, просто на удивление.
И прошла слава по Заволжью про
молодую жену вихоревского тысячника. Добрая слава,
хорошая слава... Дай Бог всякому такой славы, доброй по людям молвы.
Подготовил В. НИКОЛАЕВ.
Б№19(586)2011
ФОТО – http://www.spheratheatre.ru/afisha/01/vlesahina1.htm
