Обида
Так называется один из рассказов Василия Шукшина,
положивший начало целому направлению в советской литературе, романтизирующему
образ несправедливо обиженного человека.
Его герою
Сашке Ермолаеву, который пришел с маленькой дочкой в магазин купить молока, нахамила продавщица, принявшая его за пьяного хулигана,
устроившего накануне пьяный дебош. Более того, некоторые наблюдавшие за этой
сценой покупатели подхалимски приняли сторону продавщицы, поддерживая травлю ни
в чем не повинного человека. Дочка уже была вся в слезах, а Сашка, как ни
кипятился, не смог убедить народ в том, что он «не верблюд», не хулиган, что
его оговорили. Кончается эта дикая сцена тем, что Сашка бежит домой за
молотком, чтобы проломить голову одному из своих обидчиков, и лишь по
счастливой случайности не происходит убийства.
Кстати
сказать, с самим Шукшиным произошла в чем-то похожая история, о которой он сам
рассказал своим друзьям. К нему в больницу, где он подлечивал сердце, приехала
из далекого села мать. Но к сыну ее не пустила вахтерша, ссылаясь на «тихий
час». Даже появление Шукшина, известного писателя, актера и режиссера, не
поколебало позиции жандарма на вахте. Больные советовали дать ей копеек 15 –
20, и дело бы решилось. Шукшин же пошел на принцип. Но, так и не пробив броню
каменной души, психанул и в чем был – в больничном
халате и тапках – уехал с матерью домой. А вскоре опять оказался на больничной
койке с сердечным приступом, правда, уже в другой больнице.
И вот, как
уже было сказано, с легкой руки Шукшина образ обиженного героя (или, как
говорят про таких «ранимого») пошел кочевать по страницам произведений других
писателей. Оно и понятно: тема-то вечная, кого, скажите, не обидели, не
оскорбили в жизни? В результате право на обиду считалось
чуть ли не добродетелью, законным протестом против хамства, черствости,
равнодушия и т.д.
Кто бы
спорил: обижать человека нельзя ни при каких обстоятельствах. Однако есть в проблеме «униженных и оскорбленных»
обратная сторона медали, когда чрезвычайно ранимый герой бежит за молотком,
намереваясь развалить голову обидчику, или реагирует «пассивно», уходя в
депрессию или запой, что особенно характерно для представителей творческих
профессий. На языке христианской аскетики обидчивость (ранимость) есть
проявление тягчайшего и душепогибельного греха
гордыни. Этот грех, подобно уголькам, до поры до времени незаметно тлеет в
нашей душе. Но стоит его хотя бы чуток пошевелить какою-либо обидой, как из
«искры – тут же возгорается пламя».
Гордость
(гордыня) – очень коварный и многоликий грех. Происходящий от дьявола, он даже
в несправедливо обиженном несет разрушительный заряд, пробуждая в одних буйный
нрав, как у шукшинского Сашки Ермолаева, у других –
чувство повышенной жалости к самому себе. Если состояние это продолжительно, то
развивается еще один страшный грех – злопамятство, способное отравить всю жизнь
человека. Некоторые люди маскируют этот грех примерно такой фразой: «Я спокойно
отношусь к обидчику, все перегорело, я простил его, но общаться с ним – не
буду!» Это тоже гордыня! Потому что является самообманом, скрывающим душевный
недуг.
Что же
делать, как реагировать на обиду? По-христиански. Русский духовный писатель
Н.Е. Пестов по этому поводу говорил: «В течение дня человек непрестанно
соприкасается с другими людьми и неизбежно видит вокруг себя и непорядки, и
переживает обиды, и другие случаи, для него неприятные. Заранее надо
приготовлять себя к этому и, как говорит святитель Феофан Затворник, «надо
терпеть и в непорядках, надо примиряться с положением: если охаешь, жалуешься –
то значит много ты еще сам неустроен в своем
внутреннем делании». Вспомним примеры из детства: с
каким удовольствием дети дразнят того, кто болезненно реагирует на насмешки! И
как быстро отстают, если не видят в жертве привычной обиды и ответной злости.
В жизни
ничего случайного нет. И если Господь своим промыслом попустил нам обиду,
предательство ближнего, надо принять это как духовный
опыт, как посланный свыше крест – пусть тяжкий, но для души благодатный!
Потрясение должно не помрачать, ожесточать наше сердце, а умягчить и очистить
его от разной духовной мути, которая там с годами накапливается и отравляет
жизнь. Великий пост – время покаяния, усиленных молитв и деятельного
исправления жизни, очищения ее в том числе и от обид.
И в
заключение – сюжет сказки для взрослых о том, что прощение обиды нужно не
только обидчику, но и самому пострадавшему.
+ + +
В двух
соседних городах жили некие существа – зверуши и зверьки.
Первые были добропорядочными, набожными и работящими. Всюду – и в городе, и в
домах – у них был порядок. Вторые были ленивыми, грязными, жившими в развалюхах.
Однажды один
изголодавшийся зверек отправился к зверушам
промышлять воровством. Залез в кладовку дома, но в темноте все перебил,
рассыпал, разлил. За этим неблаговидным занятием его и застала хозяйка-зверуша. От устроенного погрома, от вида грязного
воришки у нее стало настолько противно и мерзко на душе, что она даже не стала
сдавать злоумышленника стражам порядка, а брезгливо выставила его из дома.
Зверек же, у
которого после всего случившегося пробудилась совесть, взялся за ум, стал работать
– целую бригаду для этого сколотил. Когда же он встречал на
улице обиженную им зверушу, все порывался попросить у
нее прощения. Но та демонстративно отворачивалась от него.
И затосковал непрощенный зверек, не зная, как загладить свою вину. Но
больше от этого, как ни странно, страдала... сама зверуша. Из-за непрощенной обиды
она стала раздражительной, кричала на своего малыша, а однажды запустила моченым
яблоком в мышонка. Надо сказать, что с мышами зверуши
жили очень мирно и даже дружили. Но после «моченого
яблока» депутация мышей заявила зверуше: «Ты поселила
в доме обиду и кормишь ее, позволяя разрастаться. Но мы с твоей обидой жить не
хотим: пуще всего на свете после кота и мышеловок мы боимся теперь зверуши, которая ничего не
прощает. Ибо хлеб, который ты печешь, горек, как твоя обида, и кисло варенье,
как выражение твоего лица. И хотя нам, мышам, и страшно уходить из родной
кладовки, да еще на зиму глядя, мы это сделаем, иначе и мы, и мышата прокиснем
от твоей обиды вместе с огурцами».
После ухода
мышек зверуша проплакала всю ночь, а наутро, посадив
в сани своего зверушонка, поехала к тоскующему зверьку.
Встретившись, они обрадовались друг другу, стали лепить снеговика и играть в
снежки.
Как
все-таки порой немного нужно для счастья…
В. НИКОЛАЕВ.
Б№12(579)2011
ФОТО – http://www.rospisatel.ru/shukshin.htm
