«Бог поселился во мне…»

Эти слова принадлежат русскому писателю и философу Василию Васильевичу Розанову (1856 – 1919). Насколько огромен был талант этого человека, настолько велики оказались беды и несчастья, выпавшие на долю его и его семьи. После революции Розановы жили в полной нищете, в октябре 1918-го умер от гриппа единственный сын Василий, уехавший на Украину за хлебом, а в 1919-м скончался, по сути, от голода сам Василий Васильевич. Ненадолго пережила его и супруга Варвара Дмитриевна. В 1942-м была арестована и на следующий год умерла от дистрофии дочь Варвара. Только вторая дочь, Татьяна, отбыв срок в тюрьме, дожила до 75 лет, сохранив архив отца и оставив воспоминания о нем и семье. 20 апреля исполнилось 150 лет со дня рождения русского мыслителя. Пусть отрывки из его книг будут скромной данью памяти писателя.

Хороший обычай у русских – ставить храмы на бугорке, на горке... Мартовское-апрельское солнце обсушит, бывало, этот бугорок раньше всей околицы. Везде – зима, а около храма – весна. Как это хорошо. Пусть физики догадываются, что каменные ступени паперти и отражение от белых каменных стен солнечных лучей необыкновенно нагревали бугорок. Я не делю Бога и солнце: солнце – как правый глаз Божий, а луна – как левый, и ими обоим и Небо смотрит на нашу милую землю. Значит, если Небо сушит бугорок своего возлюбленного места – это Бог его сушит.

***

Уже с 1-го курса я перестал быть безбожником и, не преувели­чивая, скажу: Бог поселился во мне.

И вспомнил я свое детство в Костроме. Бывало, выбежишь во двор и обведешь вокруг глазами: нет, все черно в воздухе, еще ни один огонек не зажегся на коло­кольнях окрестных церквей! Переждешь время – и опять выйдешь. «Начинается»... Вот появились два – три – шесть – десять, больше, больше и больше огоньков на высокой колокольне Покровской церкви; оглянулся назад – горит Козьмы и Дамиана церковь; направо – зажигается церковь Алексия Божия человека. И так хорошо станет на душе. Войдешь в теплую комнату, а тут на чистой скатерти, под салфетками, благоухают кулич, пасха и красные яички. Поднесешь нос к куличу (ребенком был) – райский запах...

***

Вот теперь я взрослый. Сколько с тех пор передумал! И также пойду к заутрене. И также зажгу от соседней свечи свою свечу. Как это хорошо, что в церкви все мы братья. И пойдем вместе, за хоругвями, придерживая ладонью огонь свечи от дуновений ветра. И будем слушать пение. Да, как хороша религия в звуках, в красках, в движениях, с иконами, с большими непременно иконами, в золотых ризах, а еще лучше – в жемчужных, как в Успенском соборе в Москве, и с огнями. И пусть огни будут в руках, перед образами, на улице, особенно на колокольнях...

Если бы, я думаю, с облака посмотреть в эту ночь на землю, вдруг представилось бы, точно небо упало на землю, но упало и не разбилось, а продолжает пылать звездами. Может быть, бесы и смотрят на землю в Пасхальную ночь, смотрят и злятся, что люди не забыли своего Бога, что они сумели свести на землю небо. Да, огни в религии, лампады и свечи, я думаю, имеют в основании эту идею, эту мечту или философскую догадку: «попробуем устроить на земле, как на небе», «яко же на небеси и на земле». И ведь посмотрите, какая таинственная связь души с огнем: зажглись огоньки в храме – и храм, дотоле холодный и внешний, согрелся. Войдите в храм днем, не во время службы, без свеч и лампад – и вы увидите только архитектуру и живопись, вы не будете в нем молиться, вы не сможете в нем молиться... Пасхальная ночь вся и чудна обилием огней уже не только внутри храма, но и снаружи его, по карнизам, по окнам, а наконец, даже и по улицам (горящие плошки). И как хорошо это движение народа с горящими све­чами в воздухе под открытым небом: может быть, у себя вы не замечаете, но если неподалеку есть другая церковь, и вы, идя с крестным ходом вокруг своей церкви, увидите издали другую народную толпу, идущую со свечками же вокруг тамошней церкви, – вы умилитесь…

(Далее)