Святогорское бесстрашие
Сербский философ и публицист Павле Рака несколько лет прожил на Святой Горе Афон. Но окончательно ко Христу он пришел позже – через людей, в
которых увидел подобие Божие. «Из-за этого так важно, – пишет сербский философ, – чтобы мы в себе развивали это подобие и через себя всему миру свидетельствовали Христа не тем, что говорим о Нем, а тем, что сияем изнутри». Сегодня мы публикуем фрагменты книги Павле Рака «Приближения к Афону».
Молчание – ключ к святогорской жизни. Великая тайна. Исихазм (молчальничество) – это и правило, одно из самых общепризнанных, поздневизантийского монашества, и путь духовной жизни.
Благотворное правило! Сколько же в жизни часов, дней и ночей я провел в бесконечных разговорах, когда все уже сказано, когда все мы уставали, не замечая, что повторяемся и блуждаем, тратя время, которое не остановилось, а, наоборот, мчится к утреннему
похмелью. Сколько истинных слов, нужных и драгоценных, смог бы я услышать, если бы умел молчать. Если бы я, как этот строгий монах, смог бы стать невзыскательнее и к себе, и к другим.
+ +
+
Поскольку я хочу продолжать путешествие, а до обеда еще далеко, меня отводят на кухню, чтобы я не отправился в путь голодным. Монах средних лет подбрасывает дрова в плиту, на дальний ее конец, более холодный, ставит большую посудину, чистит, нарезает и бросает туда помидоры. Спрашивает, откуда я, как у нас люди живут, есть ли церкви, ходит ли туда народ и куда я сегодня собираюсь идти. Обычный святогорский разговор. Заканчиваю свой обед и только сейчас вижу вблизи его глаза: синие, глубокие, нежные. Замечаю, что уже в третий или четвертый раз обращается ко мне, называя «отцом». Первое мое впечатление оказалось обманчивым: он не только не принадлежит к безграмотным или полуграмотным Божиим слугам, он иеромонах и когда-то служил в соборе большого города. Заботлив и умен, внимательный собеседник.
«Никогда, – говорит он, – люди не стремились так к погибели, как сейчас. Гибнут сами и других тянут за собой в помрачение и тьму. Но Бог не скрыл от людей и утешения – великой и благой вести. Возьми Евангелие и прочти, а здесь, на Святой Горе, помолись, поклонись святым, и ты вернешься в мир не с пустыми руками. Избегай людей, которые хвалятся своими духовными дарами. Есть между ними, даже и здесь, нетерпеливые хвастуны. А может ли таким быть Божий человек? Когда там тебе будет трудно, помолись. Нет лучшего утешения и вернейшей надежды. Смири свои мысли. Что еще, кроме покаяния и смирения, мы, грешные, можем сделать для себя? Кричать? Требовать? Нет в этом мира душевного. Единственный путь – путь смирения, и он не пролегает через желания, какими бы скромными и легко исполнимыми они ни казались. Прости, что столько говорю, ты сам все это знаешь не хуже меня».
+ +
+
Примерно в сотне метров от берега монах, мой спутник, замечает словно три засечки
на расплавленном серебре. Я узнал их в следующее мгновение: то приближаясь, то плавно отдаляясь, лениво выныривают блестящие спины прекрасных дельфинов... «Видишь, их всегда трое», – выразительно посмотрев на меня, обратил мое внимание один из обитателей полуострова, на котором ни днем ни ночью не прекращаются молитвы ко Святой Троице. Действительно, я очень часто встречал здесь эту троицу, оживляющую синие горизонты, соединяющую небо и землю своей ловкостью и искусством... Они торжественно вплывают в залив, на глазах монахов, вызывая восторг своей волей, силой, красотой и смирением. Движения их настолько точно организованы и так легки, что, ныряя и выпрыгивая из моря, их громадные тела почти не волнуют водяное зеркало. Тихо, как душа, покидающая тело, они уплывают в направлении сгущающейся тьмы.
+ +
+
В келье с провалившейся крышей, стены которой еще сопротивляются стихии, или в далекой пещере путник часто набредает на кости, тщательно сложенные, а может быть, затянутые паутиной, собранные в мешок, в пластиковый пакет или подвешенные к косяку. Это последняя память о прежних жителях. Каким-то чудесным образом эти кости не наводят на грустные мысли, а даже наоборот. Повсюду витающая смерть кажется как бы отсутствующей именно в силу своей нарочитой неприкрытости и повсеместности.
Афонское бесстрашие перед смертью – не что иное, как последовательно понятая и пережитая наука Христа о месте человека в мире. Христианин всегда в странствии, в промежутке, на пути к цели, находящейся по другую сторону жизни. Жизнь сама по себе, без этой потусторонней перспективы, ничтожна. Жизнь, ставшая самодостаточной, и есть та страшная «вторая смерть» – смерть души, от которой нет спасения. Чтобы стяжать жизнь, вечную, монах, да и всякий христианин, должен сначала умереть для этого мира. Умереть на всю жизнь! И святогорец тем и занят: упорно и постоянно умирает для этого мира. Он умерщвляет страсти, хоронит пустые желания и праздные мечты. Только «смертью побеждается смерть».
В мире нехристианском, атеистическом, агностическом разум не способен объять эту перевернутую парадоксальную логику жизни и смерти. Животворная смерть, держание ума во аде – все это для светского ума соблазн и безумие. Жизнь и смерть для атеиста и агностика обычно антиподы, непримиримые противники в борьбе, в которой всегда побеждает страшная смерть. Жизнь – это существование человека, а смерть неизбежно прерывает его. Жизнь – это радость, наслаждение, энергия размножения, приобретения, творчество. Смерть – горе, уныние, увядание и уничтожение. Жизнь есть непрестанная борьба за поддержание самой жизни, смерть – обессмысливание всех усилий. Смерть – высшая негативная ценность, расточение всего того, что представляло собой жизнь как самоцель. И еще многое и многое, что содержится в примитивной бинарной оппозиции. Смерть есть насмешка над всеми человеческими усилиями, и человек никогда не будет в состоянии это вынести. Поэтому современный человек
прогнал смерть из своих мыслей. Если он говорит о ней, то как о чем-то далеком и не имеющем к нему отношения.
Насколько
же естественнее, и даже здоровее, эти кости в окошечках святогорских часовен. Они свидетельствуют о бесстрашии, о победе над смертью, о том, что сокровище, приобретенное в этой жизни – если оно действительно приобретено, – не погибает, не подлежит страшному уничтожению, но, как бесценная жемчужина мудрого торговца, всегда при нем. Святогорец может думать: «Смерть, где твое жало, ад, где твоя победа – потому что он знает о воскресении». Раз Богочеловек спускался во ад и связал смерть, то и всякий христианин может пойти за Ним, чтобы, умерев при жизни в отдалении от Бога, воскреснуть для жизни вечной с Богом. Об этом монахи не перестают говорить снова и снова. Быть мастером смерти, быть сильнее, чем она в миг ее прихода, чувствовать при этом не только покой, но и тихую внутреннюю
радость
– вот самый верный знак, что христианская жизнь удалась.
Подготовил В. НИКОЛАЕВ.
Б№28(543)2010
ФОТО – http://www.pravoslavie.ru/smi/682.htm
