Тишина духа

«Наш век, – писал еще в начале XX века известный русский духовный писатель Ефим Поселянин (1870-1931), – столь далекий от христианских идеалов, отмечается какой-то особой неровностью, неприязненностью, жестокосердием людей в их взаимных отношениях. Все кого-то в чем-то подозревают, в чем-то упрекают, чего-то требуют. Нет той здоровой ровности обращения, той ласковой приветливости, которая так была приятна в прежних людях... Исчезает из жизни то, что лучше всего назвать «тишиной духа».

Об этом удивительном состоянии души, которое помогает человеку оставаться счастливым даже в самых неблагоприятных жизненных обстоятельствах, Ефим Поселянин рассказал в своей замечательной книге «Идеалы Христианской жизни», фрагменты которой мы сегодня публикуем.

«Тихость духа вовсе не показывает, чтобы человек ничем не интересовался, был равнодушен и безучастен к кипящей вокруг него жизни, к страдающим и веселящимся вокруг него людям. Тихость жизни не показывает и того, чтобы человек лично был удовлетворен и счастлив благоприятными условиями своего быта. Тихость духа говорит лишь о том духовном счастье, которое среди бедствий земли сумел создать себе этот человек.

Я видел людей, потерявших разом все состояние и вынужденных на старости лет круто изменять образ жизни, к какому привыкли за целые полвека, – и эти люди были спокойны, не кричали, не жаловались, а спокойно обсуждали возникшее новое положение, как будто дело касалось не их самих, а кого-то постороннего. Я видел людей, терпевших жесточайшие несправедливости и говоривших о них спокойно и даже шутливо.

Все это были величественные проявления той драгоценной и священной тишины духа, какую вырабатывает в детях своих христианство. Есть много качеств, на которых основывается эта доступная христианину тишина духа. Тут и смирение, тут и преданность воле Божией, тут и великое христианское упование.

У матери умер единственный сын. Какой повод для ропота, какой предлог для отчаяния! Но эта мать – христианка. Она сознает, что, как ни любила она своего ребенка, она не может любить его больше, чем любит его Бог; и как ни велики на него ее права, еще большие права имеет на него Бог, Который не только создал его, но и купил его бесценной Своей Кровью.

Мать сознает, что Бог один, видя и зная ее сына, как не могла она (при всем старании вглядеться в его душу) видеть и знать его, Бог один может решить, что для него лучше – жить или умереть, и Его решение было истинным, благим и лучшим решением. Верою она знает, что не на казнь и испытания повлечен ее сын, а на блаженство небес, не в чуждую, темную, холодную, безответную область, а в лучезарное сияние открывающего нежные объятия Отца. И сквозь земную разлуку она переживает какое-то бодрое чувство уверенности, что ни одно земное горе не возмутит боли любимого сердца, ни один грех не властен более над любимой душой.

И, скорбя по - земному, своей земной природой, она духом пересиливает себя, восстает, бодрая, над своим испытанием и добровольно передает Богу того сына, который все равно у нее уже взят и которого не вернет ей никакой ропот, не воскресит никакая мольба. И тяжкий земной удар, которым угодно было Богу поразить ее, превращает она в великую и добровольную жертву духовную.

Все это всецелое предание себя воле Божией, это горячее убеждение в том, что Бог избирает для нас лучший путь, что Бог, как и в нашей жизни, в большей или в меньшей длительности ее, так и в жизни людей, нам близких, избирает наилучший для нас и для них путь. Наилучший не с точки зрения временных наших удобств, выгод и приятностей, а лучший в смысле вечности – вот это убеждение и дает человеку великую душевную тишину. Отчаяние же беспросветное охватывает душу только неверующего человека, а верующий среди этих обстоятельств обманувшей жизни будет светел, радостен и тих духом. Это прекрасно показано в пьесе А.П. Чехова «Дядя Ваня».

Там тяжелая картина жизни обманувшихся людей. В старой усадьбе живет дядя Ваня, мягкий и добрый человек, который по сердечной доброте принял заведывание имением своих родных – профессора университета и известной актрисы, приехавших погостить в деревню. Пустых и никчемных людей, которые при более бедном душевном содержании, чем у дяди Вани, умели себе устроить гораздо более полную жизнь, пользуясь тем, что дядя Ваня своей скромной долей для них вырабатывал. Тут и страдающая племянница дяди Вани, Соня, помогающая ему в трудах, девушка, мимо которой, так сказать, проходит жизнь. Она любит земского доктора Астрова, который не может ответить ей, и жизнь ее разбита прежде, чем началась. И вот когда столичные гости уехали, дяде Ване взгрустнулось невыносимой грустью, а Соня стала утешать его. Она видит картины нового чудного счастливого быта! Ей представились красоты рая, удовлетворение всех затаенных желаний, и среди этой благоухающей жизни – она, исцеленная, и ее умиротворенный дядя Ваня. И, рисуя это будущее счастье, она ему повторяет: «Мы отдохнем тогда, дядя Ваня, мы отдохнем».

И вот спрашиваешь себя: кто счастливее и богаче? Те ли люди, которые имеют это упование, хотя сейчас их жизнь бедственна, или те, которые сейчас сидят в житейских благах по горло. Но у которых в будущем нет ничего?!

Какую драгоценность представляют эти люди тихого духа, и какое высокое умиротворение распространяют они вокруг себя! У поэта Майкова есть один мимолетный, но очень верно вычерченный образ старой бабушки. Муж ее, который на самом деле был извергом, через много лет рисуется ей добрым человеком. Внучек удивляется, как бабушка может рисовать в таких несвойственных тому чертах этого злого тирана, и поэт замечает:

В жизни дитя, не успел

Сердца еще он понять,

Он и постичь не успел,

Как оно может прощать,

И как святой идеал

Образ рисует того,

Кто это сердце терзал,

Кто так измучил его.

Как все кажется светлым, радостным и радужным в присутствии любимого человека – и как самое радостное без него кажется покрытым какой-то черной тенью. То же самое переживает душа относительно Бога. Великий старец Парфений Киевский подчеркнул эту мысль. Он говорил: «С Богом и в аду хорошо, а без Бога и в раю плохо». И люди, живущие в Боге, полны всегда трепетного чувства Его присутствия, радуются Ему во всякую минуту жизни своей... Всем тяжело, всем грустно, все удручены, и это дурное настроение одного заражает других, и происходит какая-то взаимная зараза. Но вот вошел человек, бодрый своей верой и потому жизнерадостный, и всем стало как-то покойно, хорошо и надежно.

Христианин вообще по своему миросозерцанию всегда оптимист. Его довольство судьбой основано, прежде всего, на доверии к Богу, на уверенности, что Он ставит человека на самый для него полезный путь, на уверенности, что земная жизнь сама по себе есть не что иное, как приготовление к вечности, и что все земные недочеты – ничто перед громадой будущего счастья. Об этом говорил преподобный Серафим Саровский: «Если бы келья наша полна была червей и черви эти ели плоть нашу во временной жизни нашей, то и на это надо согласиться, чтобы только не лишиться той небесной радости».

Подготовил В. НИКОЛАЕВ.

Б№5(520)2010