Варвары XIX века
(Окончание. Начало в № 221).
14 сентября 1812 года
армия Наполеона вступила в Москву. В первый же день в городе начались пожары,
продолжавшиеся до 18 сентября и уничтожившие две трети зданий и строений.
После Бородинского сражения, которое
так и не выявило победителя, состоялся военный совет. Выслушав мнения его
участников, Кутузов сказал: «С потерей Москвы не потеряна еще Россия. Первою
обязанностью считаю сохранить армию и соединить ее с идущими к ней подкреплениями...
Приказываю отступать».
Надо ли говорить, сколь тяжелым было
для главнокомандующего это решение, имевшее на тот момент немало противников.
Но последующие события доказали правоту русского полководца. Обескровленная
французская армия была обречена.
Уже через несколько дней своего
пребывания в Москве (большая часть населения которой покинула город) Наполеон
попытался начать переговоры о мире. Однако все его послания Александру I
остались без ответа. 19 сентября русский царь писал шведскому наследному
принцу: «Потеря Москвы даст мне случай представить Европе величайшее
доказательство моей настойчивости продолжать войну против ее угнетателя. После
этой раны все прочие ничтожны». А в 1818 году в Берлине государь говорил
прусскому епископу Эйлерту: «Пожар Москвы осветил мою
душу и наполнил мое сердце теплотой веры, какой я не ощущал до тех пор».
Парадоксально, но факт: именно в
грозное лихолетье Отечественной войны 1812 года православный император
православной империи впервые прочел... Евангелие. И вина, и беда нашей
аристократии состояла в том, что она сделалась практически неотличимой от
французской. Бесстыдство нравов, пренебрежение традициями предков, утрата веры
– все это прочно укоренилось в российском высшем обществе еще с екатерининских
времен. И лишь после того, как галльский петух едва ли не смертельно клюнул
нас, наступило отрезвление. И у императора, и у высших слоев. Все – от простого
крестьянина до столбового дворянина – поняли: в Россию пришли варвары.
В Успенском соборе Кремля они надругались
над мощами святителей, посдирали с икон и церковной
утвари все золото и серебро и здесь же, в соборе, устроили горн для переплавки
награбленного. На одном из столпов собора после была обнаружена надпись,
гласившая, что здесь переплавлено 325 пудов серебра и 18 пудов золота. В
результате древние росписи сильно пострадали от копоти. Кроме того, в соборе
варвары XIX века держали лошадей (пол был покрыт навозом, а в иконостас были
вбиты гвозди для конской сбруи). Многие иконы оказались оскверненными «лишением
глаз». И это делали не простые французские солдаты, а элита – доступ в Кремль
имела только гвардия Наполеона.
Как и Успенский, были разграблены
Архангельский, Благовещенский и другие соборы Кремля. Оккупанты содрали ризы и
украшения с икон и рак со святыми мощами. При этом мощи царевича Димитрия они выбросили на пол. В соборе Николая Гостунского французы устроили казармы, в церкви Иоанна
Предтечи – склады овощей, овса и соломы. Многие священнослужители (в Москве,
Смоленске, других местах) не покинули свои храмы и нередко, рискуя жизнью,
защищали церковное имущество, проводили службы, исполняли требы. И это при том,
что французы, грабившие храмы и монастыри, истязали духовенство, чтобы
выяснить, где спрятаны церковные сокровища. Священник Смоленского кафедрального
собора, отказавшийся отдать французскому офицеру серебряное кадило, был
затравлен собаками. Были зверски убиты многие священники и монахи также за
отказ – выдать церковное имущество.
Осознав, что в Москве его армию ждет
смерть от голода и холода зимой, Наполеон приказал покинуть город. Маршалу Мортье было поручено подготовить широкомасштабный взрыв
Кремля, однако чудесным образом все его соборы и монастыри остались целы –
после первых взрывов начался проливной дождь, в результате чего порох в подкопах
отсырел и подведенные к пороховым бочкам фитили потухли. А при взрыве
Никольской башни, верхняя часть которой была совершенно разрушена, остался
невредимым образ святителя Николая Чудотворца. Сохранилась также и икона
Спасителя на Спасских воротах, хотя от самих ворот до Москвы-реки стены Кремля
были взорваны.
В военном отношении Кремль никакого
значения не имел. В данном случае Наполеоном руководило только чувство дикой
злобы к русскому народу и его святыням. Любопытный факт: тот самый «главный подрыватель» Кремля Мортье в 1834
году был назначен военным министром Франции, а через год погиб... от взрыва при
покушении на короля Людовика – Филиппа.
Именно неслыханное разграбление и
осквернение православных святынь вызвало в России настоящую народную войну.
Среди партизан было немало церковнослужителей, которые часто являлись и
руководителями крестьянских отрядов. Так, священник села Крутая Гора Юхновского
уезда Смоленской губернии Григорий Лелюхин, увидев, что отряд французских
мародеров (человек 50) ограбил церковь и осквернил алтарь, убедил своих
прихожан устроить погоню. Вооружившись топорами и вилами, крестьяне неожиданно
напали на грабителей в лесу и, перебив их, отобрали церковное имущество.
Воодушевленные удачей, крестьяне вскоре увеличили свой отряд до 200 человек.
Неудивительно, что русский народ
смотрел на оккупантов как на «нехристей», варваров, которым можно было отвечать
жестокостью за жестокость. О том же писал и М.И. Кутузов в ответе Наполеону на
его предложение прекратить партизанскую борьбу: «Народ разумеет войну эту
нашествием татар и, следовательно, считает всякое средство к избавлению себя от
врагов непредосудительным, но похвальным и священным». Вот почему Отечественная
война 1812 года была для русских людей во многом религиозной.
В октябре французы оставили Москву,
а в декабре Наполеон с позором бежал из России, бросив свою армию на милость
победителей. На время наше общество отрезвело. Воочию убедившись, какую
«культуру» и «цивилизацию» несет нам отпавшая от Бога «просвещенная» Франция.
Прекратилась мода на все французское – обычаи, язык. Прекратилась, но, увы,
ненадолго. В который уже раз российская аристократия, страдая комплексом
неполноценности, упорно будет стремиться строить свою жизнь без Бога,
по-европейски.
Сегодня статус оплота цивилизации
присвоила Америка – страна не просто дикарей, а потребляющих животных
(определение самих американских социологов). И вот эти моральные дикари учат
мир своему бесстыдству, навязывают свои идиотские «жрачно-жвачные» представления о жизни. А мы в России их
охотно распространяем и тоже навязываем, объясняя, что так живет весь
«цивилизованный мир». Чтобы не подвергнуться полной духовной оккупации,
российскому обществу надо наконец вспомнить и защитить свою веру, свои
национальные обычаи и традиции, как это сделали в 1812 году наши прадеды.
В.НИКОЛАЕВ.
Б№36(500)2009
