Услышать
голос Небес (II)
(Окончание
темы. Начало темы в предыдущем номере).
Какая сила или причина побуждает человека оставить мир и
провести остаток дней в монастыре, в келий дремучего леса или пещеры? Понять это
обычному человеку столь же сложно, как понять, что такое любовь, тому, кто не
испытал этого чувства. В меру своих скромных возможностей в этой публикации мы
лишь попытаемся прикоснуться к тайне монашества.
Монастыри –
это, прежде всего крепости веры, вершины человеческого духа. В первые века
христианства в них не было нужды. Практически любой, кто исповедовал Христа
распятого, был святым. Каждый свой день он проводил, как последний, ведь в
любую минуту его могли отправить на языческий суд, на пытки и казнь. Но после
того как император Константин Великий дал «вольную» христианской вере и даже
стал ей покровительствовать, в храмы пришло немало людей, далеко не столь
стойких и ревностных в вере. Хуже того, еще не изживших
старые языческие предрассудки и традиции. Внешне картина выглядела весьма
благостной: открывались храмы, росло число последователей веры, христианские
миссионеры уже свободно проповедовали в самых глухих уголках империи, но...
Сама Церковь все больше пропитывается духом мира, ей все сложнее самоочищаться,
как это происходило раньше, в горниле испытаний. Именно в этот период и
возникает христианское монашество и монастыри – духовные крепости, своеобразные
школы благочестия. (Первые христианские монашеские обители, сообщества
возникают в IV веке в пустынях Египта и Ближнего Востока).
Человек в
повседневной жизни мог быть далеко не праведником, как и окружающие его люди,
но он, тем не менее, знал, что есть, живут на земле святые угодники, которые,
как маяки в ночи, указывают грешникам путь в темени заблуждений и грехопадений.
В древнем монашеском афоризме говорится о том, что никто никогда не стал бы
монахом, если бы однажды не увидел на лице другого человека сияние вечной
жизни. Когда Лев Толстой в монастыре Оптина пустынь с
недоумением спросил у философа Константина Леонтьева, как он, образованный
человек, мог поверить в Бога, тот в своем ответе был предельно краток: «Поживи
здесь, так сам уверуешь». Часто люди, посетив ту ил и иную монашескую обитель,
по возвращении домой испытывают не выразимую словами легкость и отраду на душе.
Это и есть те самые отзвуки некогда утраченного человеческого рая, духовного
Фавора. Но проходит совсем немного времени, и суетность будней заглушает в их
сердце благодатные чувства.
Сердце же
инока очищено от тех проблем, суеты и развлечений, которыми полна обычная
человеческая жизнь. Оно постоянно жаждет встречи с Богом, голос Которого можно услышать только в сердечной тишине, в
непрестанной молитве. Именно ради этой тишины сердца, ради непрестанной молитвы
наиболее ревностные монахи уединялись в самых пустынных местах и даже пещерах,
посреди кромешной темноты. «Мир жаждет красоты, – пишет архимандрит Рафаил
(Карелин), – но красоты земной, в ее разнообразии, красочности и чувственности.
Монашество смотрит на эту земную красоту, как на горсть праха и пепла, но ищет
другую – единственную, небесную красоту, которой мир не знает». И наши земные
радости и красоты ничто по сравнению с благодатью Богообщения.
Вот почему, попадая в обычный мир, монах тоскует и даже страдает, как узник в
темнице.
Когда при
Константине Великом из тюрем были выпущены тысячи узников-христиан, они
находились, как это ни парадоксально, в невероятном смятении духа оттого, что
оказались на свободе. Ибо там, в темницах, в непрестанной молитве, они давно душой
пребывали в небесных чертогах. И вот теперь, с обретением свободы, эти земные
небожители лишались главного смысла жизни – радости и благодати Богообщения, в сравнении с которыми любая земная радость –
лишь сумрачная тень. К слову сказать, многие священники, пройдя через
сталинские лагеря, после вспоминали о том времени, как времени наибольшего
духовного подъема.
О монашестве,
о монахах-пещерниках, когда-то населявших Сазань-гору,
мы беседовали с настоятелем Казанской Алексиево-Сергиевской
пустыни иеромонахом Андреем (Афанасьевым).
Я думаю, –
говорит отец Андрей, – именно особое молитвенное состояние было главным мотивом
ухода монаха в пещеру. Посмотрите, ведь даже светский человек испытывает в
нашем подземном храме совершенно иной молитвенный настрой, чем в обычном храме.
Здесь легче освободиться от каких-то суетных устремлений, мыслей. А вообще
монаху (и это мы знаем из житийной литературы) всегда хочется уединения. Этим и
привлекают пещеры, причем во все времена. Скажем, в пещеры Сазаньей горы монахи
приходили и в XVIII веке, и в начале XX века.
Для обычного
человека такой образ жизни просто невообразим...
Заточая тело,
монахи-пещерники находили радость в Богообщении, в Иисусовой молитве, ведь молитва – это и есть разговор с
Богом. Вы видели в нашем пещерном монастыре кельи монахов-затворников – они не
выходили из них до конца своих дней, но достигали там такой духовной высоты,
когда в этой жизни их уже просто ничего не удерживало. Только постоянная связь
с Господом через молитву. Все земные радости, потребности – еда, разговоры с
людьми, красота природы – были им уже абсолютно безразличны. Только стремление
к Отцу Небесному, в свое небесное отечество наполняло радостью их жизнь,
которая со стороны и казалась кому-то противоестественной.
А вам, отец
Андрей, приходилось встречать таких молитвенников, духоносных
старцев?
Да, я был
знаком с такими людьми. Это старцы из Мордовии – отец Питирим и отец Феофан.
Моим духовным отцом был схиархимандрит Модест
(Кожевников), который дал мне благословение на учебу в духовной семинарии. В
свое время он подвизался в Почаевской лавре, в годы
гонений на Церковь его избивали до такой
степени, что он практически лишился слуха. Мне
посчастливилось присутствовать, когда отца Модеста постригали в схиму (высшая
степень монашества. – Прим, авт.). Я видел и
ощущал, что этот человек уже не от мира сего: лицо старца было поистине
белоснежным, оно светилось!
Разумеется,
для монашества нужно особое призвание. Как предупреждают святые отцы, кто
желает идти в монастырь, должны иметь терпения не воз, а целый обоз, чтобы без
ропота нести любое послушание и в поте лица трудиться во славу Божию. А капли пота, как свидетельствует ныне здравствующий
подвижник веры архимандрит Амвросий (Юрасов), Ангелы будут собирать
и относить к престолу Господню на небо, как капли мученической крови. Поэтому
монашество и считается подвигом.
В. НИКОЛАЕВ.
Б№46(457)2008
