Глава I
Противоречия, свойственные ранним соприкосновениям между
Византией и славянами, наложили отпечаток на их
представления друг о друге. Византийцы, верные античному наследию, хранителями которого
они себя почитали, так никогда и не отрешились полностью от подозрения, что
славяне, пусть даже и принявшие греческое христианство, не избавились от своих
варварских нравов. Эта точка зрения находилась в явном конфликте с убеждением,
которого многие византийцы, вероятно, искренне придерживались, что христианская
вера уничтожила все основные различия между греками
и варварами и, в частности, что все языки ровно угодны Богу. Эта двойственность
никогда изжита до конца не была, в чем и сказались внутренние противоречия между классической
греческой традицией и христианским учением, которые византийское общество окончательно разрешить не смогло.
Та же противоречивость свойственна и представлению о
византийцах, которое сложилось у славян.
Византийцы сами по себе редко вызывали у своих восточноевропейских соседей
теплые чувства; их исключительная хватка и дипломатическая изворотливость
приводили к тому, что славяне считали их людьми злокозненными и доверия не
достойными. Слова «греки были и поныне остаются предателями», сошедшие с пера
русского летописца около 1100г., явно отражали расхожее мнение
в средневековой Восточной Европе. Но даже это предубеждение меркло перед сознанием, что Византия воплощает в себе ум и дух
всего мира.
Славяне были обязаны Византии слишком многим – религией и
правом, литературой и искусством, одним
словом все свидетельствовало о том, что образованные сословия в Восточной Европе были учениками Византии. Да и простой народ
относился к Византии не менее
почтительно, что проявилось и в имени, которое он дал Константинополю – Царьград. Для всех восточных христиан Константинополь был
городом священным и не только потому, что
там пребывали Василевс (Император) и его духовный
сподвижник, Вселенский патриарх. Притязания Константинополя
на святость основывались главным образом на вере в то, что благодать осеняет
своим присутствием его стены: память о Страстях Господних, множество святых мощей, церкви и монастыри, прославленные во
всем христианском мире святыни и, сверх всего, заступничество небесных
покровителей – Божественной Премудрости,
храмом которой была Святая София, и Божией Матери,
чье одеяние в церкви во Влахерне почиталось
как божественный залог неприкосновенности города. Константинополь,
окруженный ореолом святости, представлялся вторым Иерусалимом, единственным его соперником.
Чтобы произошла по-настоящему плодотворная встреча Византии
и славянства, мало было одной лишь имперской дипломатии и миссионерской
деятельности или стремления Восточной Европы
овладеть культурой. Такая встреча не могла бы произойти без некой среды, в
какой-то мере общей для обоих миров и способной служить катализатором и
посредником. Она наложила свой отпечаток на религиозные представления,
литературу, политические и общественные взгляды и, значит, должна была обладать
достаточно сильным творческим зарядом. Кроме
того, эта среда не могла не быть космополитической (вселенской). В ней должны
были становиться несущественными государственные границы
и языковые барьеры, дабы стать чем-то общим для всей Восточной Европы; ей также
надлежало быть центром притяжения для людей разных наций, служить средоточием
их привязанностей, связывать их узами совместного учения и личной дружбы.
В эпоху Х-ХV вв. такую роль выполняла, с одной стороны,
Кирилло-Мефодиевская традиция, а с другой,
религиозное и культурное движение, зародившееся в монастырях на Афоне. (Далее…)
