Как использовать закон о свободе совести для защиты православия в школе?

 

Говорят, после крушения коммунизма в России образовался идеологический вакуум. Не могу согласиться. Новая, посткоммунистическая идеология была готова еще до формальной отмены идеологии коммунистической, и вот уже более десяти лет она вполне активно проповедуется в стране. И не только проповедуется – новая идеология уже вошла в сознание и подсознание большинства населения (по крайней мере, той его части, что читает газеты и питается телевидением). Это – либералистическая идеология «прав человека».

Как и любая идеология, она сильна не своими аргументами, а своей навязчивостью. Ее сила – в непрерывном повторении одних и тех же тезисов, которые в результате бесконечного воспроизведения становятся банальностями, а потому и воспринимаются как нечто самоочевидное, уже не требующее никаких проверок и доказательств.

Идеология вообще нужна для того, чтобы не позволить человеку думать. Идеология служит не для того, чтобы приглашать к диалогу, а для того, чтобы проверять на правомыслие: ну-ка, произнеси дежурный идеологический тезис, продемонстрируй, что ты не противоречишь «генеральной линии». И лишь после этого возможны разговор и дискуссия, но уже рамках общепринятой идеологической парадигмы. Тот же, кто откажется воспроизводить идеологическое заклинание, перестает восприниматься как собеседник. Идеологический отщепенец заведомо не может сказать ничего дельного и верного, и потому его лучше изолировать от общества, детей, прессы...

Один из идеологических догматов посткоммунистической России – это догмат о том, что православия в школе быть не должно. «У нас школа многонациональная!» «По закону школа у нас светская!» Повторением этих идеологических заклинаний во многих школах и регионах (более всего - в Москве и Санкт-Петербурге) гасятся попытки ознакомления русских детей с верой и жизнью Русской Православ­ной Церкви. Вполне обычная для идеологических конструкций странность: вроде бы суть либерализма в провозглашении прав человека, в снятии ограничений и рамок. Либерализм пришел в СССР с лозунгом «Запрещено запрещать!». Но, едва придя к власти, этот же либерализм ощетинился забором запретов: «Запрещено критиковать либерализм! Запрещено воспитывать детей в традиционной русской системе ценностей! Запрещено защищать все то, что строится на православной системе ценностей!». Вроде демократия – это «когда все можно». Хорошо, а преподавать в школе православие можно? Нет, нельзя. «Сексуальное просвещение» – можно. Оккультизм и кабалистику – можно. Православие – нельзя. Татарские, армянские, еврейские, немецкие, турецкие школы открывать можно. Русские? Нельзя!!!

Зная, как часто возникают трудности у школ и педагогов, решившихся привнести в свою жизнь хотя бы малую толику православия, попробую дать несколько советов о том, как с помощью федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях» защищать свои права и права детей от насилия со стороны плюралистической идеологии.

Прежде всего, очень важна формулировка преамбулы закона, декларирующая, что он принимается, «признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры». Следующей формулой преамбула говорит о том, что «христианство... составляет неотъемлемую часть исторического наследия народов России».

До принятия этого закона «груз доказательств» при соприкосновении церковных проповедников и школы лежал на проповедниках. Если, скажем, я попадал в регион или в школу, где руководитель образовательной структуры или учреждения возражал против присутствия священника и православия в школе, то именно мне приходилось искать аргументы в пользу того, что такое сотрудничество: а) допустимо законом; б) полезно детям; в) полезно российскому обществу.

Но директор, выслушав меня, все равно мог сказать: «А я понимаю ситуацию иначе и считаю, что православию нет места в государственной школе!». И на этом разговор кончался, даже если директором не было предъявлено никаких аргументов, кроме стальной («идеологически выверенной») интонации в голосе.

Сегодня же в такой ситуации я буду говорить иначе. Я скажу: «Законодатель определил, что православие является неотъемлемой частью истории и культуры России. Почему же вы считаете себя вправе давать детям ущербное образование? Ведь образование без серьезного знания того, что названо «неотъемлемой частью», есть образование неполное, урезанное. Я готов выслушать ваши аргументы».

Теперь не я доказываю директорам школ и департаментов, что православие уместно в школе. После появления в законе столь ясной формулировки некоторым чиновникам придется пересматривать стереотипы советской эпохи. И мой собеседник должен будет искать аргументы в поддержку своей позиции.

Первый из них нам уже знаком: наша школа многонациональная, и появление в ней только православия вызо­вет напряжение в классах.

Признать этот аргумент серьезным я не могу.

Во-первых, потому, что за вышеприведенную формулировку в преамбуле закона проголосовал Совет Федерации. И проголосовал единогласно. Понимаете, орган, в котором представлены все нации, составляющие Российскую Федерацию, единогласно одобрил текст, в котором признается «особая роль православия в истории России». Ни один из сенаторов не встал и не сказал: «Такая формула нарушает права моего народа, унижает наши национальные традиции». Так, если те политики, которым народы доверили представительство в Совете Федерации, приняли такую формулировку, то зачем же директору школы брать на себя груз геополитических размышлений и становиться большим католиком, чем Папа Римский?

Во-вторых, присутствие православного учителя в школе никак не исключает посещения этой же школы мусульманским проповедником или иудейским.

В-третьих, Церковь не настаивает на обязательности уроков по православию. Мы всегда подчеркиваем факультативность, добровольность тех курсов, которые желаем вести.

В-четвертых, что это за странное понимание демократии, при котором присутствие в классе одного еврейского или мусульманского ребенка используется как довод в пользу того, чтобы лишить двадцать русских детей права знания своей истории и своей духовной традиции?

В поисках следующего аргумента светски настроенный директор попробует истолковать формулу преамбулы закона таким образом, чтобы не прилагать ее к себе. Пусть, мол, государственные политики выражают свое уважение к православию, но это уважение пусть высказывается в иных формах и в иных местах, но не в государственной школе.

Здесь уже стоит раскрыть сам текст закона. Пункт 3 статьи 18 гласит: «Государство оказывает содействие и поддержку благотворительной деятельности религиозных организаций, а также реализации ими общественно значимых культурно-просветительских программ и мероприятий». Очевидно, что деятельность тех религий, которые особо упомянуты в преамбуле закона, а тем более православия, с точки зрения законодателя имеет «общественное значение».

Можно ли представить себе культурно-просветительскую программу, более значимую, чем та, которая предполагает воспитание детей в ощущении неразрывной связи их судеб и всей тысячелетней истории страны? Самая важная культурно-просветительская программа, создаваемая Церковью, это не программа празднования какого-либо юбилея. Это программа воспитания детей, причем не в узких кружках воскресных школ, а с привлечением потенциала государственных школ.

Итак, ознакомление детей с историей, жизнью и верой Православной Церкви есть, несомненно, «общественно значимая культурно-просветительская программа». А значит, она входит в число тех, которым закон предписывает оказывать государственную поддержку. И директор школы (департамента) именно как «государев человек» также обязан оказывать поддержку этой программе.

Другое дело, что эта поддержка не должна переходить известных рамок. О них говорит пункт 4 статьи 5 закона: «По просьбе родителей или лиц, их заменяющих, с согласия детей, обучающихся в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, администрация указанных учреждений по согласованию с соответствующим органом местного самоуправления предоставляет религиозной организации возможность обучать детей религии вне рамок образовательной программы».

Это означает, что исключительно родителям принадлежит инициатива введения тех или иных религиозных курсов в школе. Конечно, учителя и директор (или священник) могут подать такую идею родительскому собранию. Но в любом случае первый документ, с которого должно начаться соприкосновение школы и религии, – это протокол родительского собрания.

Также весьма важно упоминание в этой статье термина «религиозная организация». Дело в том, что согласно этому закону не всякая религиозная группа имеет статус религиозной организации, а только та, которая зарегистрирована в качестве таковой. Право же на регистрацию в качестве религиозной организации имеют только те религиозные движения, которые не менее 15 лет действуют в России.

Стоит также обратить внимание на то, что «наименование религиозной организации должно содержать сведения о ее вероисповедании. Религиозная организация обязана указывать свое наименование при осуществлении деятельности» (ст.8, п.8).

Это означает, что решение родительского собрания не может гласить: «Мы за введение уроков христианского воспитания в школе». В этом решении должно быть указано полное наименование той религиозной организации, которую родители приглашают для работы с детьми, что означает и указание конфессии, с которой будет сотрудничать школа. То есть в решении собрания должно быть ясно сказано, например: «Для занятий с детьми пригласить проповедников из церкви евангельских христиан-баптистов».

Итак, родители могут настаивать на введении уроков Закона Божия. Школа должна оказать содействие этой предлагаемой ими «общественно значимой культурно-просветительской программе». В частности, это содействие может состоять в оказании методической помощи при составлении программы того варианта курса по Закону Божию, что будет преподаваться в этой школе, и в согласовании этой программы с «соответствующим органом местного самоуправления».

С одной стороны, школа может оказать содействие Церкви и ее служителям. С другой стороны, школьный педагог вправе в ходе своих уроков делать православные акценты. Я вообще убежден, что специальные уроки Закона Божия не нужны. Если преподавать русскую историю, русскую литературу, а также краеведение корректно, то возникнет более чем достаточно поводов поговорить о православии, его истории и о православном понимании человека.

Закон разрешает говорить в школе о православии. Единственное, что теперь всерьез может помешать детям узнать правду о православии, – это сами православные. Православие вновь будет изгнано из школ, если православные будут вести себя агрессивно. Если православный педагог в обычной школе будет вести себя как цензор, если он присвоит себе право идеологически цензуровать курсы других педагогов, то быть беде. Увы, и с этим уже нередко приходится встречаться. Педагоги, обратившиеся в православие, требуют отмены уроков по изучению теории эволюции («атеизм!»), изучению творчества Льва Толстого («еретик!»), Пушкина («растлитель!»)... Бывают случаи, когда детей даже отлучают от народных сказок («там лешие и нечисть!»).

Правила поведения православного педагога в школе должны быть такими же, что и в семье.

Если в неверующей семье один из ее членов уверовал – у него есть лишь один способ привести к вере остальных. Если он будет их чуждаться и противопоставлять себя, «чистого» и «посвященного», остальным, «грешникам» («не приду я на вашу пьянку – празднуйте ваш семейный юбилей без меня: у меня пост!»), – он останется один. Если он будет при каждом удобном и неудобном случае «проповедовать», – он тоже останется один. Если близкие заметят, что твоя вера создает для них проблемы, они вряд ли приблизятся к вере.

Но если они заметят, что твоя вера помогает разрешению семейных проблем, если они увидят, что из храма ты возвращаешься светлее, чем пошел туда, если они увидят, что твой мир стал богаче и глубже, чем мир «читателей газет – глотателей пустот» (М.Цветаева)...

В общем, если православный педагог будет помнить о «факультативности» своей веры, то есть всегда будет помнить о том, что самое главное в его жизни, мягко говоря, не очевидно для всех остальных – как детей, так и коллег, то будет меньше поводов для взаимных недоумений между Церковью и школой. Тогда мы сможем говорить друг с другом уже не на языке статей закона, а на языке более уважительном и человечном. И вместо: «Вы обязаны» будем говорить: «Давайте попробуем...».

Диакон  Андрей КУРАЕВ.

ФОТО – http://www.mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=799