28 С Е Н Т Я Б Р Я

 

Н И К И Т А   Г У С Я Т Н И К

 

«С Никитина дня вся лесная нечисть мертвым сном засыпает, и водяной, и болотные, и бесовские красавицы – все до единого сгинут... На покой христианским душам спит окаянная сила до самого вешнего Никиты, а с ней заодно засыпают и гады земные, змеи, жабы и слепая медяница...» – говорится об этом приметном дне в романе «В лесах» П. И. Мельникова (Андрея Печерского).

В народе день великомученика Никиты назван «Гусиным днем». Гусиному «роду» посвящены все поговорки этого дня:

И гуся на свадьбу тащат, да – во щи.

Иного употчуешь кусом, а иного не употчуешь и гусем.

Лейся беда, как с гуся вода.

И большому гусю не высидеть теленка.

То-се говоря, да гуся в голову.

Подтверждались  приметы:

Гусь и утка ныряют – на дождь.

Гусь лапу поджимает – к стуже.

Гусь под крыло нос прячет – к холоду.

Гуси хлопают крыльями — к морозу, полощатся – к теплу.

В течение года православная церковь отмечает память тринадцати святых Никит, но мученик был один, неведомый русскому крестьянину вестготский воин. Он проповедовал учение Христа среди соплеменников и был казнен за это своим вождем Атанарихом в 372 году. Но имя Никита исконне считалось русским, в каждой деревне было несколько Никит. Совпадал день памяти вестготского воина с доброй порой окончания всех сельскохозяйственных работ. Так что праздник в это время был очень кстати.

Каким же образом был связан Никитин день, изводивший всякую лесную и домашнюю «нечисть», с гусиным «племенем»? В народе бытовало поверье, что все пропажи водоплавающей птицы на прудах, озерах и реках – злодейские дела «водяного», а хвори и порчи на гусей напускал «домовой». Поэтому в Никитин день «на прощание», до будущей весны, крестьяне старались задобрить «хозяина вод».

В этот день в крестьянских дворах начинался забой гусей, откормленных за лето: на продажу, на собственный стол. Выбирали гусенка поплоше, забивали его и безголовую гусиную тушку бросали в реку или в пруд – «водяному», чтобы не губил впредь водоплавающую пернатую живность. А гусиную голову несли в избу и кидали под печь – «домовому», чтобы не обижался.

Поверье было не то чтобы серьезное, в массе своей крестьяне не очень-то верили в существование и козни нечистой силы, но обряд «общения» с ней был веселым, с шутками и прибаутками и разными затеями. Эти игровые обычаи служили забавным оформлением застолья, в центре которого оказывался долгожданный, жирный, румяный и аппетитный гусь под добрую хмельную чарку.

В стародавние времена крепостного права в Никитин день крестьяне подносили барину и барыне гуся с гусыней. Тот обычай и породил сказку о том, «как мужик гуся делил».

Гусь в Никитин день служил не только лакомством, но и лихой забавой. На сельских и городских площадях, даже в Москве и Петербурге, любители острых ощущений, в большинстве своем молодежь из купеческого и мещанского сословия, устраивали потешные «гусиные бои», своего рода «русские корриды». Для подобных зрелищ даже вывели особую породу «бойцовых» гусей. Их разводили в Подмосковье и верхневолжских губерниях. Особенно славились арзамасские «бойцовые гуси» – устрашающего вида птицы. Они отличались сильными крыльями и массивным коротким и толстым клювом. Наиболее подходящими считались гусаки весом 12–17 фунтов, наделенные злобным и агрессивным нравом. Перед боем гусей обрызгивали медом, что считалось раздражающим средством.

Гусиные поединки на Никитин день собирали множество зевак и азартных поклонников. Под улюлюканье распаленной толпы стравливались откормленные пернатые «бойцы», назначались отчаянные ставки, летели перья, кипели страсти. О «победителях» и их владельцах писали даже газеты...