17 О К Т Я Б Р Я
Е Р О Ф Е Й – О Ф Е Н Я
Ой, полным
полна коробушка,
Есть и ситец и парча...
У дядюшки Якова
Про баб товару всякого.
Ситцу хорошего —
Нарядно, дешево!
Платочки пестры,
Булавки востры,
Иглы не ломки,
Шнурки, тесемки!
Дух и помада —
Все, чего надо!
Первые строчки
известны всем. Они из русской народной песни «Коробейники». Второй отрывок – из малоизвестного,
но тоже
некрасовского стихотворения «Дядюшка Яков». В обоих воспет один герой. И
безымянный «молодец» из «Коробейников», и старенький дядюшка Яков были в прошлом
веке широко распространенной фигурой в российской сельской жизни. Их называли офенями. Тысячи
мелких торговцев с коробами на плечах или на возу бродили по российским дорогам,
снабжая селян мелким, но самым необходимым товаром.
Откуда взялось это
слово – офеня? «Офест – крест, офеня – крещеный, православный»,– поясняет Вл. Даль в своем знаменитом словаре.
Главным, как
говорили тогда, «гнездом» офеней была Владимирская губерния. Она поставляла на всю
Россию коробейников и развозчиков, торговавших с рук или с возу ходовой продукцией кустарной
промышленности. Владимирские офени сами жили вблизи сел, слобод и городков, которые
славились искусным производством различных поделок, пользовавшихся неиссякаемым
спросом селян. Торговали они швейными изделиями, сластями,
игрушками, дешевыми тканями, косметикой, разным галантерейным товаром, а также изданными «для народа»
красочными и дешевыми книжками,
лубочными картинками. Всем, как поется в «Коробейниках»,
«что угодно для души».
В первой половине
лета офени запасались товаром, а в конце июля и начале августа отправлялись в путь. К
этому времени крестьяне уже убирали ранний урожай, распродавались и обзаводились первыми
деньгами. Рынком сбыта у офеней была вся исконная Русь: подмосковные губернии,
Поволжье и Прикамье, низовье Дона,
Малороссия.
Иные
специализировались и торговали только определенным товаром. В Мстере, Холуе и Палехе было немало иконописцев. А иконы
пользовались среди сельского населения постоянным спросом. Офени возами
развозили по селам иконы и другие предметы для богослужебных надобностей.
Вместе с тем офени с
давних времен были единственными посредниками между издателями дешевой
«народной» литературы и лубочных картин. Они в основном снабжали и учеников
церковноприходских
школ учебниками и необходимыми школьными принадлежностями.
А ранней осенью во
многих городах и больших торговых селах открывались ярмарки. И тут основной массой торгующих выступали офени. Рекламируя книжный товар, они
устраивали громкие читки занятных историй из предлагавшихся ими книг. Так
офени выступали
и в роли просветителей, возбуждая интерес народа к знаниям.
Как и в разносе по
деревням, так и на торгах офени использовали всевозможные способы сбыта и
приобретения нового товара. Широко была распространена практика натурального
обмена
«ухо на ухо». На Дону и в
низовьях Волги на деревянную посуду и ткани, например, выменивали икру и рыбу, а в
верховьях это сбывали в обмен на тамошний товар, ходовой в третьем месте.
С началом осенней
распутицы офени возвращались домой с первой выручкой. Тут и подходил день их
святого покровителя, которым был избран афинский епископ Иерофей, живший в I веке. Ему отдавались величания за благополучное
завершение первых торгов,
возносились молитвы о ниспослании удачи в будущих делах.
С первыми
заморозками офени вновь разбредались по стране и на этот раз возвращались домой только
на масленицу или к Пасхе. По зимним дорогам многие из них пробирались в глухие болотистые леса — к
старообрядцам, которые жили многолюдными скитами в северных губерниях и лесном
Заволжье. Везли им восковые свечи, богослужебные книги, иконы, холсты,
хозяйственную утварь в обмен на мед, орехи, сушеные грибы, кружевные и лубяные
изделия.
Разумеется, и офени делились на богатых и
бедных. Предприимчивый офеня, со временем
разбогатев, сам уже не ездил с коробом товаров, а обзаводился
«приказчиками», которых держал на жалованье.
Платил им по 120—150 рублей за сезон, не считая харчей
«за хозяйский счет». А офени, вроде некрасовского дядюшки Якова,
довольствовались барышом, который позволял лишь содержать семью да в праздник угоститься самому в компании себе
подобных. Однако они до конца жизни оставались верными своему полному лишений и невзгод, но интересному, высоко ценимому в народе делу.