14 С Е Н Т Я Б Р Я
С И М Е О Н С Т О Л
П Н И К
Величие любого
праздника определяется его значением. В российском православном календаре
выделялось немало праздничных или особо памятных дней, каждый из которых являл собою заметную веху в
обычно размеренном течении крестьянской жизни. Они как бы поворачивали ход сельского
бытия в ином направлении, сменяли одну цепь забот другой. И даже праздничные дни несли в себе
«поворотную» функцию, выражая определенно сложившимися обрядом и игрищами начало
новой череды хозяйственных и житейских надобностей. Изредка, однако, выпадали в течение года и
дни, в которых тесно сплетались хозяйственные заботы и праздничные забавы,
объединенные общим назначением. Таким был, например, день памяти святого Симеона Столпника, отмечавшийся
прежде 1 сентября.
Примечательна сама
по себе личность святого Симеона. Его подвиг остался в истории христианства одним
из самых выдающихся, совершенных когда-либо христианскими подвижниками. Своеобразное
служение Симеона Богу на протяжении всей его долгой жизни положило начало новому
деятельному движению в христианстве, которое находило себе немало самоотверженных
продолжателей более полутора тысячелетий, вплоть до нашего времени.
Как повествуют
многочисленные предания и «Жития», Симеон, родом киликиец, до 18 лет пас овец у
своих родителей. Но затем тайно
ушел от них в монастырь. По молодости лет его поначалу не приняли в монашеское братство, но он семь дней просидел у монастырских ворот, прося себе приюта, и его
впустили в обитель. Это было в 372
году.
В первом монастыре
Симеон провел два года. Однако жизнь здесь ему не понравилась, он не нашел
обстоятельств, которые требовали бы от него особого подвига в служении Господу.
Симеон перевелся
в другую обитель, которая отличалась большей строгостью нравов. Стремясь, однако,
сделать свое существование еще более суровым, Симеон изготовил себе пояс из
ветвей, которые,
высохнув, больно впивались в тело, причиняя ему постоянную боль и
лишая сна. Настоятель, видя его мучения, потребовал снять пояс, опасаясь, что
пример Симеона найдет подражателей в
монастыре и понизит трудовое радение иноков. Тогда Симеон покинул и этот монастырь и поселился в одиночестве на дне высохшего
глубокого озера. Игумен не оставил его в покое и здесь и требовал возвращения Симеона в обитель. Но,
уже навсегда избрав отшельнический образ
жизни, Симеон удалился в окрестности Антиохии и поселился в покинутой
хижине под горой. Спустя некоторое время он
перебрался на вершину горы, открытую
всем ветрам и жгучим лучам солнца. Он искал условий, невыносимых для
обычного человека, ибо считал, что только суровое
самоотвержение и испытание постоянных физических мук подвигает человека
на максимальную близость к Богу и делает искренними
его молитвы.
Симеон огородил свою
убогую келью высоким, неодолимым забором, но, стремясь пресечь возможное хотя
бы краткое и невольное искушение выйти когда-либо к людям, приковал себя за ногу к пню у кельи.
Это было сверхкрайней мерой самоугнетения. Посетивший Симеона епископ
Антиохийский сказал ему: «Можно владеть собою и без оков, можно привязать себя
к делу и месту одним разумом и волею своею».
Симеону глубоко в
душу запало наставление авторитетного пастыря. Он снял с себя цепь и решил целиком
положиться на твердость воли и крепость своей христианской веры. Так он отдался строгому
аскетическому образу жизни, проводя каждый день долгие часы в молитвах и трудах и
постоянно стремясь к духовному самосовершенству и познанию священных таинств. И скоро он, как
сказано в его «Житии», стал всемирно известным не только своими подвигами, но и
мудростью духовных наставлений, которые внушал Симеон многочисленным паломникам, стекавшимся к нему отовсюду.
Он умел исцелять душевные недуги и облегчать
страдания. Его знали по всей Римской
империи, а также персы, мидяне, сарацины, эфиопы, скифы. Императоры писали ему о своих делах и
дорожили его советами.
Но Симеон все же был
недоволен собой. В 423 году он придумал тот род подвижничеста, который стали потом называть в христианстве столпничеством. На своей горе
он поставил столб, твердо укрепленный в основании.
Наверху устроил простую, открытую площадку. Столб окружил высокой стеной, чтобы
никто не входил
и не беспокоил его. И стал жить на площадке, спускаясь с нее только на
короткое время, преимущественно ночью, исключительно по естественным
надобностям и чтобы взять хлеб, воду и какие-нибудь другие скудные припасы, которые
приносили ему паломники.
А их число множилось год от года. В иные
дни вокруг Симеонова обиталища собирались
толпы, стекавшиеся со всех стран Средиземноморья
и Малой Азии, чтобы повидать и послушать знаменитого и мудрого христианского
проповедника, жившего на столбе, под
дождем, ветрами и жгучим солнцем.
Симеон читал
проповеди сверху, выслушивал исповеди, и странствующие богомольцы уходили от него, воодушевленные его примером и мудростью, пораженные неслыханной
стойкостью и выносливостью его духа и тела.
В подвиге Симеона
Столпника, с нынешней точки зрения, не было никакого чуда. Просто он явил своим
современникам пример выносливости человеческого организма. В наше время он
дал бы бесценный материал
медикам и биологам. Но в те времена Симеон
еще при жизни был почитаем, как святой.
Всю оставшуюся часть
жизни Симеон провел на столбе в непрерывных молитвах. Наблюдавшие за ним
паломники насчитывали в иные дни почти 1300 поклонов, которыми Симеон сопровождал свои молитвы.
В праздники же он неподвижно стоял на площадке от восхода до заката, молитвенно
вытянув руки.
У Симеона было
немало учеников, при его жизни появились и первые последователи небывалого его
подвижничества, но со всеми он общался только через стену.
Симеон прожил 103
года и умер в 459 году. Первое «Житие» о нем написал один из самых близких его учеников
Антоний. Потом
«Житие» Симеона распространилось по всему миру в пересказах и преданиях.
Серьезные исследования его подвигов оставили известные христианские историки Феодорит Кирский, Федор Чтец, Евагрий. С первых лет христианства на Руси
стали отмечать и память Симеона
Столпника. Праздник его был установлен 1(ст.ст.) сентября – этот день
называли «началом индикта».
С «Семенова дня» на
Руси, до известного Указа Петра I, начинался Новый год. Это
обстоятельство утвердило 1 сентября в качестве итогового, административного дня. К
Семенову дню приурочивались взносы даней, оброка и пошлин. Семенов же день
был и одним из «судных»
сроков, когда жители Москвы и челобитчики
из других городов и весей Московского государства «ставились» на личный суд перед царем. Все ходатайства и
конфликты, которые не могли
разрешить наместники, приказчики, городские и волостные власти, решал сам государь, суд которого считался Божиим судом – окончательным и справедливым.
Местом царского суда служил Приказ
Большого дворца. Иногда царь поручал свой
суд ближним боярам. Кто не являлся «к ответу» в назначенный срок, того признавали виноватым, а правому
выдавалась грамота. Уличенным же в
преступлении объявлялся приговор через
бояр обычно следующей фразой: «Пойманы вы есте Богом и Государем великим...», и далее кратко излагалось
содержание вины и назначенная мера
наказания.
К Семенову дню часто
назначали срок важных государственных актов. Иван Грозный принял однажды указ
об отдаче в оброк крестьянам рыбных ловель на Волге и определил: «платить оброк ежегодно на срок на Семен день летопроводца». А
Василий Иванович Шуйский в 1607 году предписал боярам, которые «не подадут челобитья по
первое сентября о крестьянах, то после того сроку написать их в книги за тем, за
кем они ноне живут».
Семенов день богато
и многообразно отразился и в народных поговорках и приметах. 1 сентября называли «Семеном-летопроводцем». «Семен день – бабье лето». «В Семен день севалка с плеч. Грех хлеба сеять». В XVI веке Московский патриарх сам совершал особый «чин
препровождения лета».
Окончание лета
крестьяне отмечали в этот день и другими народными обрядами. Совершался, например,
обряд перехода от младенчества
к отрочеству. Мальчиков, достигших четырех лет, впервые сажали на коня и пускали коня вскачь с замиравшим на нем от страха и восторга маленьким всадником.
У крестьянок же с Семена-летопроводца
начинались новые заботы. Поговорка требовала:
«Лен стели к бабьему лету, подымай на Казанскую».
Много и иных дел и
забот приурочивалось к Семенову дню. С Симеона Столпника и до
Гурия (15 ноября) зо многих губерниях справляли
свадьбы. Впервые в этот день выезжали на псовую охоту, и Семенов день считался
праздником охотников-лисогонов. Под Семенов день во всех избах гасили лампады
и из «жару»
в печи добывали «новый огонь», от которого вечером впервые с лета
зажигали лампы, свечи, лучины и начинали вечерние дела «при огне». В Семенов день
справляли также новоселье.
Но особым образом Семенов день был
отмечен в забавах сельской молодежи. В этот
день «хоронили мух».
Если день Симеона
Столпника не приходился на воскресенье, то с утра женщины в каждом доме принимались
за основательную
«приборку». А всякой нечисти «живой и мертвой» за лето
накапливалось
достаточно много, особенно одолевали неистребимые спутники сельского двора – мухи и
тараканы. Тараканов считали неизбежными сожителями в крестьянской избе и
говорили: «Избу сруби, а
тараканы свою артель приведут». И про мух молвилось немало: «Мухи льнут, мухи
кусают – к ненастью», «Докучлив, как ильинская муха». В этот день хозяйки
заботились всякими способами извести
надоедливых насекомых: и мором, и заговорами.
От тараканов, например, старались избавиться «уводом». Ловили нескольких, самых «матерых» и проворных, сажали их в
тряпичном мешочке в старый лапоть, и девки с озорными
припевками тащили лапоть на веревочке через дорогу на противоположный пустырь. Считали, что вслед за
«вожаками» уйдут и все остальные.
Самым, однако, церемонным и забавным был
обряд «похорон мух». К тому же поверье
гласило: «Злую муху закопать осенью в
землю – прочие кусать не будут». Вместе с тем этот обряд содержал в себе за внешне шутливой формой весьма
серьезное назначение.
После обеда
девушки, старательно нарумяненные и разодетые в лучшие свои наряды, собирались артелью и, распределив роли, затевали мушиные похороны, загодя позаботившись о
привлечении желанных зрителей –
знакомых и незнакомых парней.
Разыгрывался довольно
сложный и потешный спектакль. В нем участвовали только девушки, и каждая находила
то место в спектакле, которое позволяло ей ярко проявить свой темперамент, «выходку» и
изобретательность.
Ловили десятка два
мух и помещали их в вырезанные из репы, свеклы или редьки «гробики». Отпевали
«покойниц», потом устраивали
похоронную процессию и несли их «прах» на кладбище – на ближайший пустырь.
Копали могилы, хоронили и «оплакивали» с
воем и причитаниями – воспроизводили забавным образом весь погребальный обряд, который завершался
установлением крестиков и поминками. Зрители веселым одобрением отмечали каждую выдумку затейниц.
Обряд похорон
продолжался часа три, и потешиться было чем. Но как раз в нем и заключалась суть
«мушиных похорон». Разыгрывая потешную церемонию, девушки, в сущности,
устраивали
смотрины себе – каждая старалась выгодно выставиться со всех сторон, выказать все свои
достоинства. Приближался Покров – пора
свадеб, и каждая надеялась приглянуться кому-то из «зрителей», тоже
принарядившихся к этому случаю. А парни, наблюдавшие «похороны мух», высматривали себе невест во всей их
красе и привлекательности.
На «поминках»,
которые справлялись сообща, с участием зрителей, с гармоникой и всякой другой
«музыкой», с песнями и плясками, определялись пары. А так как с Семенова дня
обычно начинались
«посиделки», симпатии закреплялись.
Так забавные
«мушиные похороны» для некоторых молодых селян завершались серьезным поворотом в их
судьбе. Впрочем, все сельские обряды и затеи являлись естественной и традиционной
художественно-творческой
обрисовкой крестьянского быта и так или иначе отражались
в судьбах селян.