11 О К Т Я Б Р Я
Н И К О Л
А С В Я Т О Ш
А
Справедливо говорят,
что нет правила без исключений. Загадочные, необъяснимые исключения встречаются и
в православном церковном календаре. Устный народный календарь содержит в себе праздничные и
памятные дни, которых нет в каноническом христианском месяцеслове. В некоторые дни
селяне отмечали память святых, не означенных в святцах и не упомянутых в
Житиях. Таким
исключением был Никола Летний, которого в северо-западных российских губерниях
называли Николаем Можайским.
В обширном
месяцеслове современной шеститомной «Настольной книги священнослужителя» святой Николай Можайский отсутствует. Никаких «Никол» в летних месяцах нет.
Однако авторитетный и весьма
осведомленный в свое время профессор Московского
университета И. М. Снегирев в большом и обстоятельном исследовании «Русские
простонародные праздники и суеверные обряды», изданном четырьмя выпусками в
1837–1839 годах, день 27 августа (9
сентября в современном календаре) Называет
днем памяти святого Николы Летнего. Он сообщает, что этот праздник установился на Руси издавна, и его
отмечали еще в Новгороде Великом. И в
русских песнопениях еще в первой половине
XIX века сохранялась славица этому празднику:
У того ли Миколы Можайского
Те мужики
новгородские сходились
На братчину, на Николыцину,
Начинают пить канон, пива ячные.
В верхневолжских
губерниях праздник Николы Можайского называли «Николыциной». Крестьянки к этому
дню наваривали пива из ячменя нового урожая, и мужики устраивали гулянье – «братчину» –
угощались свежим хмельным пивом, славили Николу за добрый урожай хлебов.
Но по церковному
канону никаких богослужений, посвященных святому Николаю, ни в этот день, ни в
ближайшие минувшие или последующие дни не проводилось. Николу Можайского придумало народное
творчество. Канонические Николы, праздновавшиеся весной и зимой, отмечались по
всей Руси хмельным гуляньем. Это были чисто «мужские» праздники, Николу сопровождало разгульное
«винопитие». Наверное, в силу этой традиции – отмечать хмельной «братчиной»
завершение определенного периода сельскохозяйственных работ – и был выдуман в народе
«Никола
Можайский, итоживший жатву на хлебных нивах».
И вместе с тем
«Никола» осенью все-таки был. В наших краях, на Нижней Волге, широко отмечали
память Николая Святоши, внука киевского великого князя Святослава, того, что,
достигнув юношеского возраста, отрекся от княжеского рода и от «мира» и удалился в Киево-Печерский монастырь,
где и провел иноком 40 лет.
В современных
сборниках «Житий святых» Николы Святоши нет, а в церковном календаре он упоминается
в «Соборе преподобных отцов Киево-Печерских, в Ближних пещерах почивающих», в котором
насчитывается около 70 имен, и Никола Святоша указан где-то в середине.
Однако в народной
памяти он выделился. Я помню, у нас в Липовке, под Камышином, до войны весьма своеобразно праздновали «Осеннего Николу». Это был
молодежный праздник. Как раз с этого дня в наших краях и начинались «сиденки» (так
у нас
назывались вечерки). И первые сиденки сопровождались своеобразным обрядом.
Каждая крестьянская семья помимо огорода
имела также и бахчу – «леваду». Небольшие
левады сохранились даже при обобществившем
все колхозном строе. Так что в каждом дворе осенью сараи наполнялись горами арбузов. Урожаи их были всегда обильными, и чуть ли не до Нового года наши селяне
угощались свежими арбузами: и сорта в
то время были лежкие, и хранить
арбузы умели долго. Но основную часть сочных и сахаристых плодов переваривали на мед.
Неизвестно, кто и
когда после войны пустил в обиход нерусское и грубое словечко «нардек» для обозначения
арбузного меда. А мы так и называли «арбузным медом» хорошо уваренный сок этих
гигантских ягод.
Вечером в день
Николы Святоши сельская молодежь собиралась компаниями в просторных летних кухнях,
которые называются у нас
«опечками»,– варить мед.
Еще днем, загодя
выжитый и заготовленный сок заливали в большие чугуны или котлы. Варка арбузного
меда – дело долгое, она продолжалась всю ночь, и только к утру получалось приторно-сладкое,
темно-коричневое лакомство, густое, тягучее, ароматное. Всю ночь девки
и парни, помешивая варево, пели и плясали под гармошку, рассказывали смешные
байки. Иные пары отлучались на час-другой, уходили «марьяжить» – посидеть
или погулять
в уединении. Но к рассвету «к меду» непременно собирались все. Молодая
хозяйка разрезала на столе каравай хлеба, заваривала чай, и все угощались свежим медом.
Мы этот день так и
называли: «Микола Святоша-медоноша» или «Микола-медовар».