4  А П Р Е Л Я

 

В А С И Л И Й  М А Н Г А З Е Й С К И Й

 

Бабушка рассказывала, что я родился в день двух Василиев — Василия Теплого, пресвитера Анкирского, и Василия Мангазейского. А крестили меня спустя две недели, 17 апреля, в день гибели Василия Мангазейского, хотя память его, нареченного в честь Василия Анкирского, отмечается 10 (23) мая — в день перенесения его мощей.

В лихое время я появился на свет Божий. Только что вышел декрет ВЦИКа о повсеместном изъятии церковных и монастырских ценностей якобы на закупку за границей продовольствия для голодающих России. И по всей стране началась кампания разорения и разграбления храмов.

Были образованы специальные комиссии во главе с руководителями, местных партийных комитетов. Комиссии вызывали священнослужителей и требовали добровольной сдачи ценностей, зачастую больше, чем имелось в действительности. И в случае невыполнения «разверстки» сурово взыскивали «сокрытое». В сопровождении сотрудников ГПУ комиссары врывались в церковь даже во время богослужения, сдирали серебряные оклады с древних икон, отбирали украшенные золотом и каменьями кресты, панагии и дароносицы.

Возмущенным прихожанам объясняли, что изъятые церковные и монастырские драгоценности отправлялись за границу в обмен на хлеб. Но это был только повод для неслыханного бесчинства. Теперь известно секретное письмо В. И. Ленина, адресованное В. М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП (б) 19 марта 1922 года, в котором вождь революции и Советского государства настаивал на проведении секретного совещания делегатов предстоящего съезда партии. Дабы провести на нем «секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности, самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем, не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать» (Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С. 191 — 193.) Камышинская соборная церковь считалась богатой, а се священники — «реакционными». Бабушка рассказывала, что принесли меня крестить с опозданием на две недели после рождения, потому что церковь стояла несколько дней закрытой. Как узнали потом прихожане, в ней шел погром: чекисты ограбили ее вчистую и арестовали несколько священников. Меня же крестил уже глубокой ночью чудом оставшийся старенький попик, растерянный и охваченный страхом. Но духовный долг надо было кому-то исполнять: люди, несмотря ни на что, рождались, венчались и умирали и требовали Божьего благословения и соборования.

Старенький священник руководствовался еще дореволюционным календарем, путал старое с новым и, опуская меня в купель, поминал то одного, то другого Василия, и мать, которой тоже передалось нервозное состояние священника, запомнила обоих — и Василия Теплого, и Василия Мангазейского, не поняв, кому было отдано предпочтение. Так именем этих обоих мучеников я и был наречен.

Уже на склоне лет, отрешившись от греховной и суетливой жизни, я обратился к духовному своему истоку, к образам святых, именем которых назван был при крещении. Василием Теплым народ прозвал священномученика пресвитера Анкирского, замученного гонителями христианской веры в IV веке,. в годы царствования византийского императора Юлиана Отступника, отличавшегося жестокой веронетерпимостью. Однако бабушка, приводя меня в мои младенческие годы в ту же самую церковь, всякий раз ставила свечку только перед иконой юного святого, которого называла Василием Мангазейским, и, опустившись на старые негнущиеся колени, молилась о моем благополучии. Чем привлекал ее образ юного мученика? Может быть, именно юностью, светлой одухотворенностью и жизнелюбием его лика? Но, как видно, истовые и слезные бабушкины молитвы доходили до всемогущего и милосердного Святого Духа, воплощенного в образе Василия Мангазейского. И моя судьба, трудная и жестокая, не раз подводившая меня к последней черте, все же уберегла меня, благополучно провела через все опасности и испытания, и я выжил там, где рядом со мною погибали и ломались другие. Теперь, как после тяжелого и долгого сна, возвращаясь к давно забытой, освященной Богом яви, трогая крестик на груди, заменивший мой первый, полученный при крещении и давно утраченный, я с затаенным благоговением и душевной кротостью поминаю своего покровителя — мученика Василия, не оставлявшего меня ни на одну минуту во все дни моей трудной жизни.

Может, оттого близок мне мученик Василий Мангазейский, что его судьба (прологом  моей?) сложилась сурово и трагически. Его жизнь обстоятельно описана в «Повести о блаженном Василии Мангазейском и о начале Троицко-Туруханского монастыря». К судьбе Василия Мангазейского история причудливо примкнула, словно к корню, немало ветвей других событий, оставивших заметный след, как на светлых, так и на бесславных страницах отечественной летописи.

Василий Мангазейский был сыном небогатого купца из Ярославля. Когда он достиг отроческих лет, отец пристроил Василия приказчиком к именитому купцу. Тот вел большое дело, торговал по всей России, и, когда Василий освоился со сложными торговыми обязанностями и премудростями, хозяин послал его с товаром в Мангазею, только что основанный городок близ устья Енисея. Городок быстро развивался и вскоре распространил свое влияние на весь приенисейский регион.

В основном торговля тут шла с местными звероловами, которые промышляли драгоценную пушнину. После того как Василий основал свой торговый дом в Мангазее, туда пожаловал и сам хозяин Василия. Молодой приказчик, воспитанный в духе христианского благочестия и высоких нравственных принципов, возненавидел хозяина за нечестивый и развратный образ жизни. Алчный и греховодный купец бессовестно обирал охотников, коварно совращал их юных дочерей. Между молодым приказчиком и старым жестоким развратником возник острый конфликт. Василий поклялся перед Богом отомстить купцу за обиды и горести, которые он причинял местным жителям. Но хозяин вероломно упредил юношу.

На Пасху, когда Василий находился в церкви, лавку купца обокрали. Хозяин, возможно, сам подстроил кражу, но обвинил в этом Василия и как вора доставил приказчика к мангазейскому воеводе Пушкину. По требованию купца Василия подвергли жестоким истязаниям. Избивал его и сам хозяин. Юноша не выдержал и 17 апреля 1602 года умер под пытками. Его тело положили в наспех сколоченный гроб и бросили в незамерзающее болото близ съезжей избы, где пытали несчастного приказчика.

Спустя 19 лет в Мангазее, в которой уже насчитывалось 200 домов вокруг крепости с большим стрелецким и казачьим гарнизоном и было 2 церкви, гостиный двор, 2 торговые лавки, хлебные, соляные и пороховые магазины и 2 питейных заведения, случился большой пожар. Мангазея выгорела почти целиком. На месте цветущего городка осталось полтора десятка разоренных дворов.

После этого минуло еще несколько лет. И вдруг гроб с нетленным телом Василия всплыл на поверхность болота. Его выловили, поставили на сухое место на правом берегу реки Таз при впадении ее в Енисей и над ним построили часовню.

По повелению тобольского митрополита Симеона с 1659 года в церквах Сибири стали служить молебны в честь мученика Василия Мангазейского. Он стал первым сибирским христианским святым.

...Сгоревшую Мангазею отстраивать не стали, оставшиеся жители пытались существовать за счет обмена товарами с местными охотниками. Но видно, проклятие висело над Мангазеей.

В 1642 году второй большой пожар окончательно опустошил городок. Однако время и стихия пощадили часовню с прахом приказчика Василия.

Вместо сгоревшей Мангазеи неподалеку появился новый город – Туруханск. А в 1660 году, в 30 верстах от Туруханска, на правом берегу Енисея, иеромонах Тихон с друзьями-подвижниками основал маленький Троицко-Туруханский монастырь. Сюда потом и перенесли из обветшавшей часовни мощи Василия Мангазейского.

В суровых условиях Заполярья трудно было выжить. Но в монастыре, который действовал еще и в конце прошлого века, постоянно обитало около десятка монахов во главе с игуменом. Они стойко и упорно продолжали свой христианский миссионерский подвиг, и церквушка, стоявшая над прахом Василия Мангазейского, аккуратно несла свою службу.

Первую икону Василия Мангазейского написал послушник Тобольского митрополита Павла талантливый живописец Лука. Он изобразил Мангазейского мученика светло-русым юношей с ясным и печальным взором. Другой, неизвестный иконописец, запечатлел Василия Мангазейского босым, в одной рубашке молящимся под горою, на которой изображен Троицко-Туруханский монастырь. Какая из них привлекла мою бабушку, не знаю.

С конца прошлого века Туруханский край стал постоянным и одним из самых губительных мест политической ссылки. Как известно, в Туруханском крае, в деревушке Курейке, отбывал ссылку бывший семинарист и будущий кровавый властитель и «вождь народов» Сталин. По пути к месту ссылки Сталина завозили на ночлег в Троицко-Туруханский монастырь, а спустя три десятилетия в Курейку, проездом через уже заброшенную обитель, прибыл в ссылку один из свирепо преследуемых Сталиным архиепископ Лука, знаменитый хирург, доктор медицинских наук В. Ф. Войно-Ясенецкий. Он вел службы в монастырской церкви, и прах Василия Мангазейского слышал страстные проповеди и молитвы современного мученика православной церкви, до конца дней сочетавшего физические и духовные врачевания.

Вот какие события связаны с моим духовным покровителем, имя которого ношу я с гордостью и благоговением. Василия Мангазейского глубоко почитала православная Россия, хотя он и не был формально причислен к лику святых. В «святцах» не все числились святыми.