Архиерей

 

Так называется рассказ писателя-мученика Василия Никифорова-Волгина (1901 – 1941), который мы публикуем в преддверии Собора новомучеников и исповедников российских (10 февраля).

Писатель был расстрелян в кировской тюрьме и реабилитирован в 1991 году.

 

Епископ Палладий стоит у окна и смотрит на опустелый монастырский двор. Под синим осенением лип, по затравевшей тропинке бредет старый келейник Илларий. Тяжело шуршит истоптанными сапогами. Тихие, неслышные глаза опущены долу. Ветер дышит на его седую бороду.

За Илларием входит в монастырь мирская молодежь, парни и девки. Гомонливой толпой садятся у часовни, на святом камне, где некогда явлена была чудотворная икона Пречистыя Богоматери. Гармонь принесли с собой. Хриплые лады ее колыхнули монастырскую тишину. В открытое окно донеслись слова частушки:

 

Коротким росчерком пера

Приказ мы учредили

И чудотворцев со двора

Убраться попросили...

 

Архиерей отходит от окна и, придерживая рукой сердце, сутулясь, ходит по молчаливым покоям.

Перед сном топили печь. Садились около огня и тихо, по-стариковски разговаривали.

– Ну что, Илларий, как живут в миру-то? – спросил сегодня владыка.

– Мятется мир, владыко святый... Помните протодьякона Иорданова?

– Помню, Илларий, как не помнить. Такой мощной октавы и в Москве не было!

– Так он теперь в совнархоз определился. Недавно сан дьяконский снял и на татарке женился. В театре, сказывают, арии богохульные поет!

Илларий помешал пунцовые угли в печи и опять спросил:

– Про отца Григория Никольского ничего не слышали?

– Так неужели, Илларий, и он переменился? А какая светозарная душа была у него!

– Отец Григорий мученическую смерть принял... Пришли к нему во время Литургии, раскрыли ему рот, выстрелили в него и сказали: «Мы тебя причащаем»...

Палладий перекрестился и заплакал.

Дозвенели в печке угольки. Тишина и тени вошли в покои. Лунный свет голубым дымом упал в окна.

– Обезумел, владыка, мир! – колыхнулся в темноте шепот Иллария. – Парни-то в святую часовню за нуждой ходят. Пытался усовестить их, да где уж тут, смеются только... А недавно молодежь упражнялась на кладбище в стрельбе, и мишенью были кресты, и в каком-то клубе икона Божией Матери превращена в шахматную доску!..

Каждый день Илларий докладывал владыке то о расстреле того или иного пастыря, то о кощунствах над святынями, то о разрушении церквей и монастырей...

 

Епископ молча слушал его и все время прикладывал руку к сердцу. По ночам, охваченный неясной тревогой, поднимался с постели, подходил к темному окну и крестил частыми крестами заснувшую русскую землю, и всегда она представлялась почему-то в виде Гефсиманского сада, из которого в страхе бегут ученики Христовы.

 

В один из снежных декабрьских дней владыка решил объехать ближайшие приходы, чтобы посмотреть, как живет его паства, не ушла ли она от Христа, не погасли ли в это ветровое время светильники пастырей...

Ехали сугробными, голубыми полями. В одном месте сани увязли в глубоких сугробах, и владыка с келейником помогали лошади выбраться на твердую дорогу.

Приехали в село Отрадово. Над церковными дверьми висела вывеска: «Народный дом товарища Ленина». В ограде лежал разбитый колокол...

С настоятелем прихода отцом Андреем отслужили молебен в амбаре, превращенном в церковь. За недостатком места богомольцы стояли под открытым небом, и все навзрыд плакали...

 

В селе Преображенском пьяные парни сожгли церковь, а поэтому краткий молебен служили на развалинах, и почти все стояли на снегу, на коленях, и громко выкрикивали слова молитв:

– Господи, спаси! Господи, помилуй!

Во время служения в лесу раздалось несколько ружейных залпов.

Пронесся испуганный шепот:

– Расстреливают...

 

В соседнее с Преображенским село Лыково владыка не поехал. На днях убили там священника, а церковь превратили в кооператив.

 

По дороге к селу Званову среди поля повстречали старика в рясе и с котомкою за плечами.

Владыка остановил лошадь и подозвал к себе путника, оказавшегося священником Василием Нильским.

– Откуда и куда, батюшка? – спросил Палладий, благословляя отца Василия.

– Скитаюсь, владыка. Из села Орехова меня выгнали. Церковь мою запечатали. Хожу я из деревни в деревню с Христом попутчиком да с алтарем Его за спиной...

– Как так с алтарем?

– В котомке у меня антиминс, Чаша деревянная, епитрахиль да служебные книги. Приду в какую-нибудь деревню, разложу в избе или в летнее время в лесу свой антиминс и начну совершать Святые Христовы Тайны.

Владыка не мог сдержать слез, слушая священника-странника... Когда распрощались, то владыка долго смотрел ему вслед и мысленно благословлял страннические пути его...

 

Много тяжелых впечатлений вынес владыка из своих скитаний по приходам. Много слез, горя и ужасов впитала душа его... И замутился бы разум его от отчаяния, если бы мысль епископа не останавливалась в раздумье над огоньками свечей в темных амбарах и сараях, превращенных в церковь, на богомольцах, стоящих на снегу на коленях, и в особенности на том священнике с алтарем за плечами, шагавшем по крестьянским дорогам... с деревянной Чашей Христовой...

 

После поездки по приходам владыка простудился и слег в постель. Был сильный жар. Владыка бредил. Илларий смачивал ему голову холодной водой, гладил горячие его руки и часто крестился в углу у темных икон.

С каждым днем владыке становилось все хуже и хуже.

Однажды он позвал в бреду келейника и крепко обнял его.

– Вот бы, Илларий, – говорил он через силу, – обойти бы всю землю русскую в убогом наряде странника, с посохом в руке и сказать всем чающим Христова утешения одно заветное слово... Жжет оно меня, а сказать не могу... Тихий монастырек в березовом лесу... Слышишь, Илларий, монашеское пение? Это березы поют... Йорданов, ты опять выпивший? Что? Не можешь? Больше, говоришь, велелепности, когда выпьешь? Ах, неуспокоенный ты человек!.. А парни-то в часовню за нуждою ходят... Ты, говорит, стакан в Чашу Господню преврати... А березы-то поют и зовут... зовут... Вот бы рясу черную... Простую... посох... Алтарь на плечи... И пойти, пойти по утренней росе... По лесной дороге... Умыться родниковой водой, цветы послушать и опять пойти... подвиг восприять! А по дороге идет отец Василий с деревянной Чашей, и вокруг него ночь и падает снег... а он идет... идет...

 

Епископ Палладий умер рано утром. В это время ударили к заутрене в заречной церкви, и над снежной землей в голубом морозном дыме поднималось солнце…

 

Подготовил В. НИКОЛАЕВ.

Б№6(677)2013

ФОТО – И. Владимиров. «Революция».artcyclopedia.ru