Глава I

Противоречия, свойственные ранним соприкосновениям между Византией и славянами, наложили отпечаток на их представления друг о друге. Византийцы, верные античному наследию, хранителями которого они себя почитали, так никогда и не отрешились полностью от подозрения, что славяне, пусть даже и принявшие греческое христианство, не избавились от своих варварских нравов. Эта точка зрения находилась в явном конфликте с убеждением, которого многие византийцы, вероятно, искренне придерживались, что христианская вера уничтожила все основные различия между греками и варварами и, в частности, что все языки ровно угодны Богу. Эта двойственность никогда изжита до конца не была, в чем и сказались внутренние противоречия между классической греческой традицией и христианским учением, которые византийское общество окончательно разрешить не смогло.

Та же противоречивость свойственна и представлению о византийцах, которое сложилось у славян. Византийцы сами по себе редко вызывали у своих восточноевропейских соседей теплые чувства; их исключительная хватка и дипломатическая изворотливость приводили к тому, что славяне считали их людьми злокозненными и доверия не достойными. Слова «греки были и поныне остаются предателями», сошедшие с пера русского летописца около 1100г., явно отражали расхожее мнение в средневековой Восточной Европе. Но даже это предубеждение меркло перед сознанием, что Византия воплощает в себе ум и дух всего мира.

Славяне были обязаны Византии слишком многим – религией и правом, литературой и искусством, одним словом все свидетельствовало о том, что образованные сословия в Восточной Европе были учениками Византии. Да и простой народ относился к Византии не менее почтительно, что проявилось и в имени, которое он дал Константинополю – Царьград. Для всех восточных христиан Константинополь был городом священным и не только потому, что там пребывали Василевс (Император) и его духовный сподвижник, Вселенский патриарх. Притязания Константинополя на святость основывались главным образом на вере в то, что благодать осеняет своим присутствием его стены: память о Страстях Господних, множество святых мощей, церкви и монастыри, прославленные во всем христианском мире святыни и, сверх всего, заступничество небесных покровителей – Божественной Премудрости, храмом которой была Святая София, и Божией Матери, чье одеяние в церкви во Влахерне почиталось как божественный залог неприкосновенности города. Константинополь, окруженный ореолом святости, представлялся вторым Иерусалимом, единственным его соперником.

Чтобы произошла по-настоящему плодотворная встреча Византии и славянства, мало было одной лишь имперской дипломатии и миссионерской деятельности или стремления Восточной Европы овладеть культурой. Такая встреча не могла бы произойти без некой среды, в какой-то мере общей для обоих миров и способной служить катализатором и посредником. Она наложила свой отпечаток на религиозные представления, литературу, политические и общественные взгляды и, значит, должна была обладать достаточно сильным творческим зарядом. Кроме того, эта среда не могла не быть космополитической (вселенской). В ней должны были становиться несущественными государственные границы и языковые барьеры, дабы стать чем-то общим для всей Восточной Европы; ей также надлежало быть центром притяжения для людей разных наций, служить средоточием их привязанностей, связывать их узами совместного учения и личной дружбы.

В эпоху Х-ХV вв. такую роль выполняла, с одной стороны, Кирилло-Мефодиевская традиция, а с другой, религиозное и культурное движение, зародившееся в монастырях на Афоне. (Далее…)